Ватага Вознесенного

http://www.wyrd-games.net - оф. сайт
http://ru.malifaux.wikia.com/wiki/Malifaux - Malifaux вики
http://www.customeeple.com/product-category/malifaux/ - Malifaux аксессуары
https://malifaux.vercel.app/ - художественный бек Malifaux на русском

Немного Malifaux бэка (взято с http://vk.com/kni_manticore):

Жертва.

Она уставилась на доску, и, при этом, выглядела сосредоточенной, что было необычно. В ее темных глазах читалась задумчивость, что тоже смотрелось необычно, тем более, под этой прической в стиле "женственная-но-оторва"; он ценил в это в ней, хотя и знал, что хвалить ее стоило осторожно. Она могла отреагировать на похвалу злой агрессивностью, а могла просто немного покраснеть. Он должен был признаться, что, так же, находит привлекательным ее изменчивый характер.Он просто должен был увидеть, однажды, как она отреагирует на это.
"Чему ты улыбаешься, старик? Чего я не замечаю? Нет, не говори! Я сама пойму... "
О, да, они играли в игру. Вот, почему она была задумчивой. В прошлом, ему пришлось бы завязать ей руку узлом, чтобы получить согласие на что-то столь же интеллектуальное, как стратегическая и тактическая игра. И, чаще всего, хотя она и соглашалась играть, это заканчивалось тем, что одна из его дорогих, и довольно редких коллекционных досок, бывала разбита в дребезги. Так что, ему пришлось играть с ней только простыми, недорогими, наборами, которые было легко заменить. А позже, она могла сама попросить его поиграть с ней, хотя и не так многословно. Она медленно потягивалась, и зевала, долго смотрела на него, и говорила что-то вроде: "Мне скучно, чем бы заняться!?" и, он предлагал что-нибудь. То, или иное, но она отказывалась от его предложений, как от ещё более скучных, пока он не предлагал игру. Она мямлила что-то про то, что ненавидит их, но соглашалась. Это было эффективным приемом, и, прежде, чем она повторила его в четвертый раз, он ничего не замечал. Она была молода, необузданна, и имела высокий потенциал. Он лениво размышлял, к чему имел склонность, хотя бы раз в день, доживет ли она до того, чтобы осознать, кем она стала.Потом, его мысли перескочили, как обычно, в этот момент, на то, доживут ли все они, по эту сторону Бреши, до того, чтобы понять, кем они стали.
"Шах! Ха! Спорим, ты этого не предусмотрел! "
Леветикус опустил глаза с Элис на доску. Это был прекрасный ход, ткаой, что еще месяц назад, она бы просто не заметила, или по-крайней мере, не сделала бы. Если бы она была хорошим игроком, он был бы в опсности, но... она была Элис. Он подумал над тем, не дать ли ей выиграть, но, у него было чувство, что ее темные глаза, каким-то образом, увидят его насквозь. Иногда, они видели больше, чем его... Он вздохнул, и скронился к одной из своих фигур.
Она его надула! Она тааак его надула. Она передвинула эту, ээ.... как там она называется? Ну, которая двигается по прямой. Он пошел налево, она двинула эту фигуру, и потом... И, что он может поделать? Ничего! Если только... О...
Она удержалась от того, чтобы приложить палец ко лбу, это выдало бы ее беспокойство. Ему нельзя давать понять, что ей не все равно. Ее так бесило его самодовольное старое ухоженное лицо. Леветикус, и его самодовольство. Было похоже, что он целиком сделан из самодовольства. Вот, сейчас, например, вот как он сейчас вздохнул? Как будто, он был разочарован. А это он ее разочаровал! Тем, что такой самодовольный. Он делал свой ход. Как он это делает? Он всегда делает ответный ход сразу (right away - переведено дословно, но в оригинальном тексте выделено слово right - "правильно", что подчеркивает возмущение Элис превосходством Леветикуса). Когда-нибудь... Стоп, он что, правда, сделал это? Она не смогла удержаться, чтобы не ухмыльнуться, широкая улыбка, от которой заискрились глаза, осветила ее лицо.
"Хмммм? Ты выглядишь довольной, дорогая. "
Она подняла на него взгляд. Довольной? Да, она, наконец-то, покажет этому самодовольному щеголю, кто такая Ржавая Элис. Прямое попадание! Во всех вопросах. Конечно, преимущественно, при стрельбе, но, так-то, во всех. Она была сыта по горло этими его "уроками", когда он затевал какую-нибудь бесполезную (в оригинале - "innocuous" - "безвредную") штуку, и заставлял ее почувствовать себя глупой, а потом объяснял, что она сделала не так. Она. Не так. И, как она допустила какую-то ужасную ошибку, когда размышляла над проблемой, он использовал ее провал, как урок. Это выглядело так, как будто, он ей отец, а она этого дерьма даже от родного отца не терпела, и от него не стала.
Она не удостоила его ответом. Ее ход был стремительным и жестоким. Одна из фигур совершила... жуткую вещь. Она передвинула ее в взяла его фигуру! Ту самую, которая не давала объявить ему "шах". А он, даже не заметил ее жуткого хода. И теперь, она взяла его самую сильную фигуру. Она взяла ее. Она не могла удержаться от того, чтобы не сказать это, и у нее вырвалось.
"Бум. Точно в ц... "
Его рука передвинула одну из этих фигур, ну, которые ходят по диагонали.
Ее голос умер, прямо на полпути из торжествующего нутра.
Нетнетнетнет.
Нетнетнетнетнетнет-нет-нет!
"Боюсь, шах и мат" сказал он со своим обычным чопорным самодовольством. Ее механическая рука хлестнула по доске. Фигуры с доски рассыпались по всей мастерской.
"Жертва, Элис, все дело в жертве." спокойно сказал он, работая над привязкой к себе бродяжки. Она, или, лучше сказать, "оно", бессмысленно захихикало. Когда-то, она была милой. Бродяжка, но теперь она стала пустотелой.
Столь же пустой, как кукла в руках у маленькой девочки, которая, он должен был признать, была тем, чем была сейчас для него - куклой. У этого были свои преимущества - его бродяжки никогда не покушались на игровые доски.
У Элис это преимущество отсутствовало начисто, по-крайней мере, в данный момент. "Заткнись! Меня абсолютно не волнует, почему я проиграла. Идиотская игра! Почти такая же тупая, как эти... штуковины!"
Элис толкнула еще одну бродяжку. Та, в это время, наклонилась, проходя мимо Элис, двигаясь медленно, как будто, одурманенная. Она рухнула на землю, когда Элис толкнула ее, захихикала, и рывком поднялась на ноги.
Леветикус знал, что Элис недолюбливает их, от слова "совсем".
Он ее не винил. Физически, они были прекрасными образчиками женственной красоты, и одеты они были так, чтобы подчеркнуть это. Частично, по причине его... предпочтений, но, еще и потому, что иногда им было полезно быть соблазнительными.
Процесс их создания соединил их с ним, и его с ними, навсегда. Они привязывали его к этому миру, даже если он находился за его пределами. Он быстро обнаружил, что роль таких привязей может исполнять кто угодно. Пес. Человек. Коза. Однако, человек дважды подумает, прежде чем убьёт симпатичную девушку.
"Зачем ты вообще держишь эти штуки вокруг себя?" Элис раздумывала, как он знал, она нередко думала об этом, не пристрелить ли бродяжку, которую она толкнула. Он наперед знал, когда она собиралась кого-нибудь пристрелить. Перед стрельбой, у нее начинали едва заметно подергиваться указательный и большой пальцы. Следуюшие мгновения обычно бывали очень шумными, потому, что начав стрелять, она обычно, полностью опустошала барабан.
"Ты знаешь, почему " Он не заморачивался с обезболиванием. Брожяжка все равно больше ничего не чувствовала. Он разрушал ее миловидное лицо, но, он возлагал большие надежды на новый транзистор.
Если он работает, он сможет значительно повысить эффективность вживленных металлических конечностей. Если же тот не работает, он узнает, что он не работает. И, это будет прогрессом.
Элис очень постаралась испортить этот момент, но, он делал успехи в том, чтобы не позволить ее... элисовости сбить себя с толку.
"О, точно. Я знаю, зачем ты держишь их поблизости. Ммммм.... " Элис очень соблазнительным образом подвигала бедрами.
Он позволил себе посмотреть. Какой смысл жить, если ты не позволяешь себе этого?
"Ну, это только один из вариантов их использования. Причём, не самый полезный " громко сказал Леветикус. Он знал, что ее это заденет. Элис станет думать, пошутил он, или нет, и это будет ранить ее. Но, рано или поздно, он за это заплатит. Хотя, перво-наперво, она попыталась притвориться, что ее не тронул его ответ.
Элис пнула бродяжку, которая пыталась подняться с пола, опрокинув ее назад.
"Да, точно... Грязный старикан. Как, хоть, это работает? Это... " она показала пальцами кавычки "наиболее полезное использование". Это заставило его прервать работу. Неужели, опять? Она раньше никогда не спрашивала его об этом. Нет, правда. Она показывает неподдельный интерес. Он положил инструмент, который держал в руке, и взял другой. Он ждал, что Эис начнет ругаться, или продолжит избивать бродяжку. Нет, все ее внимание было сосредоточено на нем. Ей и вправду, хотелось это знать.
"Смерть - не такое простое явление, как о нем думает большинство людей. Ты видела мою смерть бесчетное количество раз... "
" Тридцать шесть" вырвалось у нее, и на ее лице проступила ухмылка. Он даже не смог сосчитать, но, цифра, которую назвала она, была похожа на правду.
"И все же, я стою сейчас здесь " продолжил он."Почему? Потому, что это... Даже не оболочка" он похлопал себя по груди "Это иллюзия. Полезная иллюзия, но, лишь иллюзия. Реально лишь то, что гораздо менее материально. Мои пустотелые бродяжки..."
"Симпатичные глупышки" поправила Элис. Прозвище, которым она их называла, его уж точно не волновало.
"...да. Они самые. Они навсегда соединены со мной; связь, которая требует близости. Но, пока они находятся неподалёку, это, как резиновая лента, соединяющая меня с этой реальностью. Если я умру, настоящий я, я перемещусь в другое место. Но, эта связь достаточно прочна, чтобы притянуть меня обратно.
Или их, так как мы соединены друг с другом. Я не могу умереть, пока одна из них рядом, и жива."
Элис посмотрела на бродяжку перед собой, та оставила попытки встать, и только бездумно улыбалась.
"Если это можно назвать жизнью " Элис помогла ей встать. Та постояла секунду, и пошла своей медленной одурманенной походкой, какой передвигались они все.
"Возможно, я мог бы проделать подобное и с тобой." В его тоне слышалась нотка лукавства.
"Могу поспорить, что мог бы. Что-то мне подсказывает, что тебе бы это понравилось больше, чем мне".
Руки Элис лежали на бедрах. В ее голосе слышалась нотка юмора, но он мог запросто сказать, когда она на самом деле шутит, так как ее указательный палец при этом не подергивался. Это было настоящим испытанием.
Он издал мягкий смешок.
"Я имею в виду, связать нас с тобой вместе, чтобы мы могли помочь друг другу не покинуть этот мир".
"Кооонечно, именно это ты и имел в виду " она возвела к небу свои темные глаза.
"Понимаешь, Элис, все дело в жертвенности. Они пожертвовали тем, кем они были, зато я стал практически бессмертным. Я отдал тебе ферзя в игре, и... "
Элис подняла свою механическую руку, которая и привела ее к нему, и прошептала ей:" О, нет, он все еще пытается меня учить. Может, нам стоит сбежать? "
Она часто относилась к руке, как с питомцу, или даже, как к личности. Он гадал, не ответил ли голос у нее в голове:"несмотря на то, что это моя сильнейшая фигура, ты проиграла. Жертва. Ты открылась, и все, что мне это стоило, это бесполезная фигура".
Он, наконец, закончил подсоединять транзистор. Он отложил в сторону паяльник. Ему просто нужно было посмотреть, работотает ли он.
Элис помахала перед ним своим механическим пальцем. Это было для нее нехарактерно. Для жестов такого рода, она обычно использовала свою человеческую руку.
"Бесполезная?! Но, эта фигура может ходить в любом направлении. Она сильная, и полезная! "
Леветикус откинулся назад, и стянул с глаз защитные очки.
"Элис. Любая фигура бесполезна. Все, что имеет значение - это игра. "
Он ожидал от нее чего-то ужасного, но она хранила молчание.
Он вознес короткую молитву об окончании работы. Потом, прикрепил к устройству узел с Камнем душ, и....
Пустотелая бродяжка не закричала, просто ее глаза потускнели, и она задергалась, как будто на электрическом стуле. Потом, из нее пошел дымок. Он скрипнул зубами, и отключил питание.
"Не совсем тот эффект, что ты ожидал, а? " спросила Элис "Вероятно, тебе хотелось, чтобы было меньше шшшкворчания, и больше, уууулетности, тр... ух, меньше шкворчания, и больше... ладно, в общем, я пытаюсь сказать,что ты ожидал меньше шкворчания и искрения! И, чтобы "оп", и оно заработало!"
"Да, да" отмахнулся он от нее "Я ожидал, что это сработает. Это был мой последний транзистор. Нужны еще. Не хочешь прогуляться со мной до базара механизмов?"
Пустотелая бродяжка, не та, которая лежала на столе, врезалась в Элис.
"Пойдем только мы? " спросила его она, и Леветикус кивнул
"Тогда, конечно. У нас, в последнее время, нет работы, и я очень заскучал. Это было бы здорово. Особенно, если ты купишь что-нибудь для старушки ручушки (в оригинале игра слов -"ol' armalarm" - псевдоним, "arm" - рука)" она похлопала по своей металлической части.
Леветикус поднялся, и стер с рук кровь и мамло куском ветоши.
"Да, мы можем достать что-нибудь интересное для... ручушки".
"Только я могу его так называть! " она погрозила ему пальцем неметаллической руки.
В его голос закралось удивление
".... твоя рука мужчина?"
Он позволил ей втянуть себя в свои... странности. Чего он обычно старался избегать.
Нахальная усмешка, которая всегда задевала его за живое, медленно проявилась у нее на лице.
"По-крайней мере, сегодня ".
Что бы это ни значило. Он не стал спрашивать. И, это было к лучшему.

"О! Посмотри-ка на это. Что это такое?! Клааас! Суупер! Хе. Посмотри вот на это. Это, вообще, легально? Что они сделали с этим кроликом! Бедный кролик. Твоя жертва во имя науки не была напрасной. А, теперь понятно. А можем мы купить одну из этих штук? Скорее всего, я закончу тем, что сожгу себе лицо. А мне не хотелось бы этого делать, пока не стану такой же старой и уродливой, как ты. Эй, а посмотри-ка на это."
Ураганные комментарии Элис были составлены таким образом, чтобы задевать Леветикуса за живое. Она посматривала на него, чтобы убедиться, что это так. Он очень постарался, чтобы сделать вид, что он пропустил мимо ушей половину того, что она говорила,хотя она знала, что это не так. По-крайней мере, она надеялась на это. Нет, она не пыталась его огорчать, но, если он не огорчится, значит ему все равно. А если ему все равно....
Она заставила свои мысли вернуться к товарам на лотках.
Любой, кто находился здесь, нарушал строгие законы Малифо уже тем, что здесь находился. Это было одной из причин, по которой ей так нравилось это место.
Кто-то повестил кролика в подобие упряжи, в которой под стеклом виднелось его бьющееся сердце, кролик верещал. Это было жестоко, но очень интересно! А все легальные места в городе были такими скучными.
"Ты можешь в это поверить? Ух ты, этот аппарат выглядит так, как будто заставляет божьих коровок самовоспламеняться! О, он убивает их электричеством. Слышишь, какой жуткий вззззрывающийся звук она производит, когда попадает по ним! "
Леветикус не издал ни звука с момента их выхода. Возможно, он думал.
Она тоже. Просто, ей лучше думалось, когда она болтала. Ну, и она знала, что болтовня мешает думать ему. Он пытался найти транзистор подходящей формы и размера. Она недавно видела один подходящий, но не сказала ему.
А ещё, она не была уверена, стоит ли говорить ему о том, что за ними следят.
"Смотри, эта одна из этих кукол, в которых есть еще куклы, но она сама себя разбирает и собирает!"
"Они называются куклы Матрешки" ответил он, осматривая груду сгоревших механических устройств.
Элис наклонилась, чтобы поближе разглядеть куклу.
К тому же, фигура, которая следила за ними, совершила ошибку, попытавшись выхватить что-то из своего длиннополого плаща.

Шесть оглушительных выстрелов спустя, фигура стала, образно выражаясь, похожа на решето. Весь базар заволокло дымом из её револьвера. Леветикус не выглядел испуганным ни на йоту. Рука у нее немного зудела, как всегда, когда она попадала в цель. Она уже тянула за фиксатор барабана, позволяя гильзам со звоном упасть на землю. Перезаряжая револьвер так быстро, как могла, потому что... Вращающееся дискообразное лезвие летело прямо в нее. Ее механическая рука схватила несчастного продавца еще парализованного близкими выстрелами, и оно вонзилось ему в плечо вместо нее, войдя глубоко в кость.
"Не вытаскивай его, и ты, может, выживешь! " крикнула она, отбрасывая его в сторону, хотя, возможно, он ее и не услышал.
Она увидела человека, который метнул лезвие. Он, и еще человек пять, или около того, в дурацких накидках для верховой езды, прикрывающих лица.
Если бы он озаботился использовать пистолет, он бы ее достал, ха! Что ж, она закончила перезаряжать, и...
Он пошел туда туда. Леветикус. Она выдохнула, когда он прошел мимо, прямо туда, куда она целилась. Следом шла смерть. Леветикус поднял руку, и один из людей в накидках...
Развоплотился.
Элис запоздало удивилась, что Леветикус защищает ее. И, она, ну, она видела много ужасных вещей. Она сделала много ужасных вещей, но то, что происходило с человеком... Она отвернулась.
Послышался влажный мясной звук. И все остановилось. Люди больше не убегали от места схватки. Злодеи не атаковали. Вме только смотрели, или не смотрели, на то, что происходило. Плоть, расплющивалась, скручивалась и разматывалась. Сквозь кожу прорастал металл.
Через несколько секунд, то, что раньше было человеком, стало мерзостью.
Демонической, механической, и ужасной. Она оглянулась через плечо, и увидела неподдельный ужас в позах людей. Леветикус не замер, как все остальные, он продолжал приближаться к ним. Он дотронулся до того, который собирался бежать. Она увидела, как человек съежился, как будто все, было связано с жизнью, просто покинуло его. В этих обстоятельствах, ей стало сложно веселиться. Теперь, мерзость ворвалась в ряды тех, кто недавно был ее другом. Она прыгнула еще за одним, который пытался убежать, и приземлилась на спину. А потом, это выглядело так, как будто мерзость пытается заползти внутрь человека, которого когда-то знала.
От Леветикуса исходило пульсирующее нечто, похожее на смог. Тяжелый и плотный, поглощающий все за секунду. Элис глубоко вздохнула. Она пристроила револьвер на плече, зная, что когда туман рассеется...
И, когда он медленно рассялся, никто не стоял на ногах, кроме Леветикуса.
"Я думала, обычно, ты оставляешь одного на ногах, чтобы задать ему вопросы. Ну, ладно. Думаю, пора уходить, пока патруль не подоспел. "
Потом, она услышала скрипящий звук.
Она посмотрела на тело врага, которого подстрелила. Поначалу, она не заметила, но его раны не кровоточили. А теперь, верхняя половина его туловища, отсоединялась? Нет, она раскрывалась, и из нее выпрыгнуло что-то маленькое, тонкое и длинное. Странное шишковатое тело, а вместо рук и ног ему служили лезвия. Одним прыжком, существо преодолело расстояние до Элис. Если бы рука, которую инстинктивно подняла Элис в попытке защититься, была бы не из металла, вероятно, она бы ее потеряла. Однако, существо все-таки вцепилось, и обвилось вокруг, ее металлической конечности, пытаясь добраться до ее плоти.
К счастью, металлической рукой, также, было удобно держать револьвер. Она выстрелила, достаточно близко от своего лица, чтобы на мгновение оглохнуть, а от порохового дыма у нее защипало в глазах, и все вокруг стало, как в тумане. Подавшись назад из дымного облака, она почувствовала, как тяжесть с ее руки исчезла. Она увидела, как существо безжизненно упало на землю.
"Ха! Похоже на одну из этих Матрешек, а? " Она перезарядила револьвер, планируя вогнать в существо еще несколько пуль, на всякий случай.
"Элис! " это был Леветикус, он оттолкнул ее, оказавшись между ней, и еще тремя существами, выбравшимися из остальных противников, казавшихся мертвыми. Таким образом, случилось одновременно несколько вещей, поразивших Элис; и Леветикус, поставивший себя в опасное положение ради нее, был главной из них.
Дальше, случилось то, что не было удивительным, его пронзили сразу несколько лезвий. Одно попало ему в глаз, другое - в шею. Кровь хлынула сильнее, чем обычно бывает при таких ранах, механические элементы, которые он использовал для усиления своего тела, потоком выгоняли кровь из ран. Она видела его смерть больше раз, чем могла сосчитать, ну, хорошо, теперь уже тридцать семь раз.
Но, в этот раз, в том, как его тело упало на землю было что-то, поразившее ее. Оно упало... Элис оглянулась. Она знала в чем дело, но не хотела в это поверить. Вокруг не было ни одной пустотелой бродяжки. Он не устанавливал новых связей, хотя... может, мерзость... но, Элис видела, как та развалилась, оказавшись без контроля своего хозяина...
Маленькие существа с лезвиями продолжали колоть... тело... Леветикуса... его...
Она давно узнала, что слезы не очень мешают ей целиться. От существ осталось не очень мого, когда она с ними закончила.
Стало тихо. Она ждала. И, снова ждала. Она ждала гораздо дольше, чем было бы разумно.
Достаточно долго, чтобы, прожди она ещё немного, и могло образоваться горазло больше трупов, прежде, чем она смогла бы уйти. С счастью, прибывшие партульные, были не из дураков; а из тех, кто давал себе труд не опрашивать людей на месте происшествия слишком грубо, особенно, в этом районе.
И, хотя она успела уйти, это место скоро будет кишеть их более глупыми товарищами. Или, что хуже, более опытными. Они прибудут и зачистят его.
Она шла по улицам Малифо, а у нее за спиной остывало тело Леветикуса. Ее указательный и большой пальцы подергивались, Леветикус не единственный, кто сегодня умрет.

Человеческая ладонь содержит множество мелких косточек, она точно не знала, сколько, но она знала, что когда другая рука, сделанная из металла, сдавливает первую, она может сосчитать количество щелчков.
"Ссееемь... ммм, думаю, теперь он никогда больше не сможет пользоваться этой рукой, как считаешь?"
"Ты больная! Отпусти его, мы ничего не знаем! " крикнул рыжеволосый молодой человек, скрывавшийся за столом, в то время, как его друг, светловолосый джентльмен с закрученными усами, изо всех сил старался не визжать, пока Элис растирала его руку в порошок.
"Я говорила это своей руке, и знаешь, что? Он согласился. Восемь. "
Следующий щелчок был громче предыдущих, и светловолосый взвыл. Так она начала свой вечер. Множество вопросов, задаваемых множеству людей. Она гадала, когда люди в этом городе станут достаточно умными, чтобы не отвечать на рукопожатие, предлагаемое сумасшедшей железнорукой особой.
Где-то, около шестой руки и двенадцатой сломанной кости, она нашла то, что искала.
Место, конечно, расположенное в одной из карантинных зон. Безумцы, делающие безумные вещи, прямые конкуренты Леветикуса, занимающиеся тем же, чем и он. Вероятно, поэтому они его и убили, хотели пошарить по его лаборатории и...
Ей действительно нужно было подумать об этом раньше. Она запоздало представила, что их лаборатория обыскана и разграблена людьми, убившими Леветикуса. Что ж, она готовилась наказать их за это.
Поначалу, она не была уверена, что пришла в правильное место, но потом, когда она продырявила одного из людей возле него, и из него вылезла одна из этих безумных маленьких крошек с лезвиями, она поняла, что не ошиблась. Еще несколько тел, ещё несколько крошек с лезвиями, и она прорвалась через главный вход.
Она была закрыта, но Элис разбила ее, деревянный брус, которым она была заложена, раскололся. С револьвером наготове, она была готова к... к... Комната была абсолютно темной.
"Привет? Я здесь, чтобы убить вас всех!" крикнула она в темноту. В ответ, послышался глухой стук.
"О, я вижу, что ты готова это сделать" произнес немного искусственный голос, глубокий баритон, слышный, как из трубы. Может, что-то вроде системы оповещения? Определенно, мужчина. Она подумала, что узнала его, она слышала его раньше на одной из деловых встреч, или чем-то подобном, на которой присутствовал Леветикус.
"На самом деле, это грустно. Легко разглядеть, что среди прибывающих в Малифо есть те, кто несет в себе искру величия. И, когда эта земля вдохновляет ей этих людей, когда Камни Душ находят своих поборников сред тех, кто был достаточно глуп, чтобы приехать сюда... Но, большинство не имеют этой искры. Большинство больше похожи на..." Во тьме, раздалось несколько громких хлопков и вспышек выстрелов. Из револьвера Элис пошел легкий дымок. Выстрелы наугад принесли ей мало пользы, но позволили увидеть, что на дверной проем упал заранее заготовленный стальной лист, отрезая ей путь назад.
"Ты закончила? " спросил голос... Она выстрелила еще несколько раз. Каждый раз,когда она переставала стрелять, голос пытался говорить
"... так по-детски. Я беру назад свои сожаления, которые, было испытал оттого, что приходится тебя убить. С сожалением вынужден сказать, что из этой комнаты нет выхода, и она быстро заполняется газом, которым нельзя дышать. Хотел бы сказать, что по тебе будут скучать, но, полагаю, большинство людей, как и я, находит тебя неприятной... "
Его слова прервались криком. Крик был громким и жутким. Крик неподдельной боли, и скрученной, сломленной плоти и духа. Она не знала, что с ним происходит, но очень надеялась, что ему настолько же больно, насколько это слышится.
После этого, на некоторое время воцарилась тишина, и Элис со своей рукой воспользовались моментом, чтобы поискать путь наружу, но кромешная темнота и усиленные сталью двери, сильно усложняли эту задачу. Так же, когда прислушивалась, она слышала через стены глухие удары и крики. Звучало это так, как будто, кто-то там веселится без нее. Она склонилась к стене, пытаясь попрактиковаться в перекатывании патрона в руке, как монеты, но это у нее получалось неважно, даже при свете. В результате, она потеряла довольно много патронов.
"Во имя Бреши! Ты там еще жива? Кто же так бестолково тратит патроны..?"
раздался знакомый голос, когда, внезапно, поднялась одна из стальных перегородок. Сначала, она смогла различить только силуэт.
"Зачем ты так бессмысленно потратила столько боеприпасов? "

"Я думал, ты умнее. "
Он был покрыт кровью с ног до головы, и, за его спиной виднелись следы того, что он, похоже, использовал тела людей, которые которые когда-то называли это место домом, чтобы сделать из них несколько волочащихся пугающих стимпанковых монстров. А еще, он был жив. Там стоял Леветикус, с тупой самодовольной ухмылочкой на тупом самодовольном лице.
Она хотела удивиться и обрадоваться ему. По-крайней мере, часть ее. Но, вот, другая часть... Мгновением позже, металлический кулак врезался в это воплощение самодовольства.
"У меня есть свои секреты, в которые я даже тебя не могу посвятить. Смерти придётся очень постараться, чтобы действительно удержать мою душу. Планы внутри планов, вот, что нужно, чтобы продолжать существовать на этом свете " ответил он на вопрос, который она, похоже, не собиралась задавать. Он все ждал, когда она спросит его:"Как ты выжил? Почему ты не умер? Я же видела, как ты умер. И, вокруг не было никого из твоих красоток. Что с тобой происходит, когда ты умираешь? Зачем ты так со мной поступаешь? " Но, она ни о чем не спросила. После того, как она его ударила, она, в основном, вела себя тихо, и, даже, замкнуто. Это не было на нее похоже, и, он с досадой признался себе, что это не сделало его счастливее. Поэтому, он обнаружил, что сам рассказывает ей, вероятно, даже больше, чем рассказал бы, задавай она вопросы.
"Конечно, это было нелегко. Но, поскольку я уже был мертв, оставаться мертвым, показалось мне наилучшим способом узнать, кто это был, кто хотел убить меня. Видишь, Элис, в конечном итоге, это все сводится... "
" Не произноси этого! " предупредила его Элис, ее указательный палец подергивался, но, как он отметил, большой палец - нет.
"...жертве" закончил он.
Элис испустила досадливый стон, когда он снова свел все к их дурацкой игре.
"Я поняла. Я поняла" сказала Элис, обхватив голову руками.
"Ты пожертвовал своей самой сильной фигурой, чтобы выиграть. Отлично. Вууу-хууу. " она покрутила пальцем в воздухе." И, ты спланировал это заранее, месяцы назад, или что-то вроде? Я, действительно, очень устала от этого. А, какое самомнение, ты - самая сильная фигура на доске, пфффф."
"... Элис. Мне - не угрожала опасность. Я предпринял меры предосторожности. Чтобы меня убить, потребовалось бы гораздо болше, чем воткнуть нож мне в глаз." произнес он спокойно, но внимательно глядя на ее руку, потому, что дальше, он собирался сказать небезопасную, но правдивую вещь.
"...значит... " продолжила она
"... фигурой, которой я собирался пожертвовать, была ты." он увидел, что ее пальцы начали подергиваться.
Вместо того, чтобы выдернуть револьвер из кобуры, она очень медленно вытянула его, и положила между ними. Она крутанула его, и револьверзакружился на месте. Леветикус просто смотрел на нее, размышляя о том, что, возможно, стоило...
"Значит, я должна была умереть? " спросила она медленно и взвешенно. "Ты собирался позволить мне умереть."
"Да. Они играли всерьёз."
Элис столкнула револьвер со стола, под ним лежала шахматная доска.
"Расставляй фигуры" сказала она ему.
"Да я еще пока не нашел их все, и... "
"Тогда, я буду использовать вместо них патроны, все равно! Расставляй фигуры".
"Отлично." он так и поступил, когда увидел, что она не удержалась от широкой улыбки. Возможно, слишком широкой.
"Малифо, а? Никогда не знаешь, кому можно верить, правда? Я имею в виду, я думала, что ты умер, спасая меня... но я тааак ошибалась. Ее глаза опасно сверкнули перед тем, как она взяла одну из фигур.
"Эй, Леви? " он вздрогнул, когда она назвала его этим ненавистным прозвищем, она звала его так, когда была еще совсем ребенком.
"Почему ты мне никогда не рассказываешь, как тебе удается вернуться назад? А? "
Она сделала первый ход. Неплохой ход.
Он обдумал свой следующий ход, и что-то в ее улыбке подсказало ему, что лучше всего подержать эту, и некоторые другие вещи в секрете от нее. По-крайней мере, неделю, или две, пока она не остынет.

Игра Тирана

Они называли строение Обсерваторией.В старые добрые времена Малифо, до появления людей, оно действительно, выполняло эту роль.
Потом, оно какое-то время стояло пустым и заброшенным. Потом - наблюдательным пунктом для поселенцев из-за новой Бреши. Еще позже - убежищем для зловонных выводков Воскрешателей. Потом - полем битвы. Теперь, это были просто руины, дом для разнообразных обломков, паразитов, и чего-то, принявшего форму человека. Чумной Гамелин, будущий Тиран Малифо и всех миров после него, прокладывал Свой путь по верху стены.
Его ноги в ботинках из крысиной кожи, издавали мягкое хлюпание с каждым шагом, потому, что вокруг Его костей были не мышцы, а что-то более мягкое и податливое. В руках Он держал длинную деревянную флейту, на которой Он наигрывал странную, медленную мелодию, всю состоящую из минорной тональности и неритмичных трелей. Его лицо под краем шляпы крысолова, было безмятежным.
Ладно, не Его. И, строго говоря, оно никогда не принадлежало ни одному крысолову. Это была копия воспоминания о том, чтокогда-то принадлежало крысолову, нелепый кусок его реальности, в который облачил себя Тиран, желая себе лучшего вместилища.
Это была форма, которую Тиран, к Его удивлению, привык использовать,и, каждый раз, когда он восстанавливал тело, оно оказывалось телом маленького человечишки. Разумеется, с некоторыми улучшениями, подобающими новому обитателю. Осанка стала значительно лучше, присутствовали все зубы, гардероб - более впечатляющим. Но, эта форма все равно осталась узнаваемой для друзей человека на улицах, что попеременно забавляло или раздражало Тирана.
Что ж, скоро он найдет оболочки получше. Теперь, когда эфирный шлюз снова у него в руках, он может туго заматываться в полотно магии, свободно кроить его, и досыта пить из океана энергии, который, как он чувствовал, плескался вокруг него. Весь мир будет его оболочкой. Он будет носить целые измерения сущего, как сейчас носит этот мешок плоти, и править их жителями, как сейчас правит паразитами, населяющими Его оживленную тушку.
Его призом была мощь. В конце игры Тирана.
И Гамелин был здесь, чтобы сделать первые ходы в новом раунде своей игры. И пока Он шагал по булыжной кладке, его мелодия вплеталась в звуки топота маленьких лапок, царапанья и пищания. Армия паразитов Гамелина следовала за Ним, и отвечала на Его песнь.
Каждый раз, когда нога Гамелина соскальзывала с булыжника, или деревянной балки, волна крошечных тел, подталкивала ее назад, поэтому он не мог оступиться.
Гамелин шел по спирали, постепенно приближаясь к карьеру, расположенному в центре руин. Он слышал, как Его крысы пищат в исступлении, выталкивая что-то своими мордочками. Губы Гамелина вокруг мундштука флейты, изогнулись в улыбке, но он не торопился. Наконец, Гамелин опустился на колени на краю ямы, довольно неловко, потому что в его ногах не было никаких суставов, и кости просто согнулись в тех местах, где, как более или менее, помнил их владелец, должны были быть колени.
На дне ямы что-то сверкнуло. Гамелин снова улыбнулся, и начал наигрывать новую мелодию, скользя вверх и вниз по октавам, в странном ритме, заставляя серебряную коробочку всплыть в потоке насекомых и червей.
Ухмыляясь, Гамелин поднял устройство. Такая маленькая вещица, такая древняя вещица, и она имеет такое огромное значение. Вложение сил и времени, которое может осознать только Тиран. И, все, что теперь было нужно, это... Пальцы Гамелина вцепились в коробочку, неловкие, сначала от невнимательности, а потом от ярости. Она из сторон коробочки несла след сильного удара камнем, и так деформировалась, что ее нельзя было открыть. Тиран зарычал, и все крысы зарычали вместе с ним, жуки-трупоеды задвигали челюстями, личинки и многоножки забились в судорогах. Наконец, Он оторвал крышку, уговаривая себя, что механизмы внутри не повреждены. Он Гамелин-Тиран. Они не посмеют оказаться сломанными.
Но, они были сломаны. Он закричал от ярости, и все городские собаки поджали хвосты и завыли, лошади заржали и попятились, коты зашипели, а крысы запищали, и начали царапаться и кусаться.
Они были сломаны. Гамелин потряс коробочку, и внутри зашумели сломанные шестерни и шпиндели.
Он вернулся в этот мир, в то время, как его конкуренты Тираны все еще были покалечены, и находились вне игры - некоторые в спячке, а некоторые без сознания, они позабыли о игре, а один был даже, ха, порабощен ребенком, в конце концов. Прибор дал бы Ему неоспоримое преимущество, сделал бы Его Тираном Тиранов. Бесполезный! Хлам!

Гамелин уже поднял коробочку в руке, готовый швырнуть ее обратно в карьер, но вдруг, Он прислушался к себе. Он был унижен. Но, Тиран отбросил унижение прочь. В конце концов, устройство было создано искусственно. Он знал это лучше, чем кто-либо другой. А что было создано, то можно воссоздать. Ни у кого из других Тиранов не было даже сломанного устройства. Преимущество все еще было за Ним.
Гамелин вернулся на стену, уселся на нее, и снова начал играть, монотонную, повторяющуюся мелодию, похожую по ритму на детские стишки под скакалку. Спустя короткое время, из сумрака возникла долговязая маленькая фигура. Мальчишка был худым и плохо одетым, но он быстро и целеустремленно подошел к месту, где сидел Гамелина наклонив голову, и, как будто, напряженно прислушиваясь к чему-то. Он поднял коробочку из-под ног Гамелина, и, даже не взглянув на Тирана, развернулся на пятках, и пошагал в сторону города.Музыка Гамелина продолжала звучать, он не ослаблял давление своей воли на разум мальчика, еще некоторое время после того, как тот скрылся из виду.

Тошико Кита переступила через порог убежища, молчаливо демонстрируя значок, который ей дали.
Охранник, тощий мужчина в одежде, которая была для него слишком велика, хрюкнул, и вернул его назад.
"Мистер Ногуши внутри" сказал он ломким гортанным голосом. Она кивнула, и прошла мимо него, но он выставил ногу со своего стула, преградив ей путь.
"Ты можешь быть гостьей мистера Линча, но, если с тобой будут проблемы, ты не выйдешь из этого здания. "
"В угрозах нет необходимости" ответила Тошико, сохраняя беззаботный тон "В конце концов, мы все служим Леди".
Он сверкнул своими блестящими глазами, в которых кружились фиолетовый и голубой. Она сглотнула, благодаря резную металлическую маску, скрывавшую ее лицо. Неестественный взгляд задержался на ней, а потом скользнул дальше.
"Проходи" сказал охранник.
В здании было людно, но Тошико припомнила планы, которые ей предоставили вместе с инструкциями, и легко нашла лабораторию на глубине два этажа под улицей. Лаборатория сама по себе напоминала лабиринт, книги и части машин громоздились по всему полу. Пятерка мертвых конструктов заполняла один из углов лаборатории, их конечности были раскинуты, а броня снята, и разбросана по полу вокруг них, они напомнили Тошико причудливых ощипанных птиц перед готовкой.
"Кто здесь? " спросил мужской голос. Из-за кипы книг и планов появился Джиро Ногучи. Тошико поклонилась, замерла на секунду, и выпрямилась, но мужчина только сердито посмотрел на нее. Тошико рассверипела от нанесенного оскорбления, но, только прикусила язык.
" Мисаки послала мне еще одну няньку. Похоже на нее".
"Леди послала меня оберегать Вашу работу".
"Да, уверен, ты отлично справишься. Особенно, учитывая, что в этом убежище не было ни намека на проблемы, начиная с, хмм, практически со старта моего нового проекта. Мисаки пожадничала позаботиться о моей безопасности, когда я в этом нуждался. А сейчас, когда все тихо, она присылает мне охранника? Или, именно поэтому, она не озаботилась прислать мне нормального?" он указал на левую руку Тошико. Она сжала ее в кулак, стесняясь отсутствующего пальца.
"Не мешай моей работе, Торакагэ. Уходи, я пришлю за тобой, если ты понадобишься. "
Тошико подавила раздражение. Человек оказался неотесанной деревенщиной, но ее приказы были ясны. Она не подведет. Только не снова.
Трех недель, проведенных в убежище, было достаточно, чтобы в достаточной степени испытать способность Тошико сделать это. Ее запасы терпения быстро истощались раздражительностью и грубостью Ногуши, которые прекращались только на то время, пока он делал смутные, но полные хвастовства, намеки о своей последней разработке. От гайдзинов, которых прислал Якоб Линч, было мало проку. Они выслушивали ее приказы, но не могли стряхнуть с себя мечтательное оцепенение, смотря на нее своими широко раскрытыми, брилиантово-остекленевшими глазами. Каждые несколько дней, один из нах, обычно, самый заторможенный и бесполезный, исчезал, и ему присылали замену. Тошико не раздумывала над тем, что с ними случается.
В одном, Ногуши, был прав. Все было тихо. Охрана объекта глубоко в карантинной зоне, как ни крути, осуществляемая одним человеком, была гарантированным смертным приговором, но пока, не было даже намека на неприятности. На исходе второй недели, Тошико приступила к патрулированию соседних улиц, сердце выпрыгивало у нее из груди, и она не выпускала из виду вход в убежище, но, все что она обнаружила - это были пустые и мертвые руины.
Единственное исключение случилось два дня назад, когда она нашла на пороге грязного плюшевого медведя, и подкралась, чтобы посмотреть, кто его туда положил. Ответ обнаружился сразу за дверью: маленькая девочка, с грязным лицом в потеках от слез. Она не попыталась убежать, даже, когда Тошико подняла свой меч.
"Он забрал их" произнесла девочка, голосом, ломающимся от горя "Он забрал их. Он все забирает!"
Тошико оглядела улицу, на случай засады, если девочка была приманкой, но улица по-прежнему была пуста. Когда она снова повернулась, мальчик постарше, держа ее за руку, торопил девочку ко входу в пустое здание, и, через мгновение, они исчезли. Когда она вернулась на это место спустя два часа во время следующего обхода, медведь тоже исчез.
Патрулирование, медитации, ката (имитация боя без противника - яп.), и физические упражнения занимали много часов, но, чтобы заполнить остальное время, она начала втихую одалживать книги из лаборатории. Большинство из них были переполнены магическими символами, или написаны на языке, в лучшем случае, непонятном, а в худшем - даже смотреть на эти надписи было неприятно.
Самую интересную книгу, она стащила, когда Ногуши спал. Это была рукопись, полная изображений шестерней, как тех, которые составляли механизмы разобраных конструктов внизу, нарисованных на полупрозрачной бумаге, таким образом, что множество диаграмм могли состыковываться, и составлять единое целое. Страницы были покрыты прикрепленными записками и. каракулями, нацарапанными ужасным почерком Ногуши.
Его, явно, заинтересовало то, что было представлено на диаграммах, но из его записей, как она поняла, следовало складывать их способом, который был физически невозможен. Многие заметки были вымараны, и заменены другими, некоторые, даже, были не дописаны. Она заподозрила, что это объясняет одну из причин дурного настроения этого человека. Он старался поспеть за идеями, которые возникали у него в голове быстрее, чем он успевал применить их к этим машинам, или, хотя бы, просто записать.
Служба, напомнила она себе. Леди оценила ценность работ Ногуши, и предоставила ему этот дом, лабораторию, ну, и саму Тошико. Это все, что ей нужно знать.
Заметив движение, она присмотрелась, и увидела большую пятнистую крысу, которая пялилась на нее с подоконника. Она сидела неподвижно, пока рука Тошико осторожно скользила к перевязи на плече, а потом присела, и попыталась убежать, когда Тошико внезапно привстала, и изогнулась. Слишком поздно, Тошико резко выкинула руку, свистнул металл, и, через долю секунды, крыса билась в агонии на его остриях.
Тошико оборвала ее страдания, нанеся быстрый удар своим танто, а после, вытащила свой сюрикен из ее грудной клетки.
Когда она выкинула труп в помойное ведро, ее лицо ничего не выражало. В Малифо были крысы, с этим фактом надо было смириться. Вы просто учились обращаться с ними правильно. Снаружи, во тьме, что-то издало тихий смешок, голосом, который когда-то принадлежал крысолову.
Во сне, Тошико бежала по направлению к убежищу. Иногда, ноги, на которых она бежала, выглядели, как ее собственные, а иногда, она была ниже ростом, почти касаясь подбородком мостовой, с четырьмя семенящими лапами.
Она слышала звуки флейты и детские смех и плач.
"Он забирает все! "
Он наблюдал. Тошико не знала, кто, как, и зачем, но подумала это, с непоколебимой уверенностью, которая бывает во сне. Он наблюдал.
Она проскользнула между ног у охранников Линча, которые, в этом сне, были просто костяками, окутанными разноцветным пламенем. Она пробежала через двери, как человек, мухой пролетела вниз по лестничной клетке, на крысиных дапах проскользнула по коридорам к...
Колесам. Вращающимся колесам. Вращающимся шестерням. Тошико, внезапно, проснулась, в полной боевой готовности, с натянутыми, как струны, нервами.
В доме все было тихо, непроглядно темная ночь Карантинной Зоны заглядывала в окна. Но, Тошико могла поклясться, что даже после пробуждения, она продолжала слышать...
...вращающиеся шестерни.
Плавным движением подхватив свою перевязь с оружием, и закрепляя на лице маску, Тошико поспешила туда.

Когда Тошико подкралась к двери лаборатории, она смогла услышать готос Ногуши, звучащий то громче, то тише, в сиянии ламп. В этом не было ничего необычного, этот человек мог часами вести оживленные разговоры сам с собой, но сейчас, похоже, он был занят не этим. Темп его речи был другим.
"Конечно, я это сделал! Я же отлично разбираюсь в том, чем занимаюсь. Как бы ещё я смог выжать столько ресурсов из этой злобной сучки Мисаки? "
Тошико не то, чтобы не одобрила его слова, но, сохранила на потом это проявление неуважения к Госпоже, где-то на задворках сознания.
"Да, да, конечно, я Вам тоже задолжал" продолжал Ногуши "Конечно. Я очень благодарен Вам за гарантии невмешательства в мою работу. Это было огромным благом, даже несмотря на то, что я должен оставить, для видимости, при себе этих подонков Линча и эту невежественную девяти палую тупицу-торакаге. Мисаки по-прежнему думает, что она тут у руля". Суставы кисти Тошико, держащей эфес меча, побелели.
"Но, именно поэтому, я и должен держать ее здесь! Где еще мы могли бы конструировать ее в такой безопасности? Все мои машины находятся здесь, нас снабжают и охраняют, я... Нет. Нет, я сознаю, что вы ее владелец, сир, но я думаю, она все еще... Да, конечно, шестерни уже готовы. Ключ? Я не знаю, о чем... "
Голос Ногуши по-прежнему, был единственным, который она слышала. У Тошико был острый слух, но она не смогла услышать других голосов в лаборатории, только слабый металлический звук.
Она заглянула в дверной проем. Ногуши разговаривал с крысой.
Она сидела на небольшой башенке, составленной из книг, совершенно бесстрашно, смотря на человека, как на равного. Она перебирала лапами перед собой, и ее голова склонялась то налево, то направо, так, что было понятно, что она обдумывает слова Ногуши. А теперь, Ногуши стал к чему-то прислушиваться. Он поднял руку, начал было говорить, но остановился, как будто его прервали, и молчаливо кивнул, соглашаясь. Он уступал ей, как старшей. Она мысленно вернулась к словам Ногуши о том, во что он хочет, чтобы Госпожа верила, и не нашла причин для дальнейших колебаний.
Тошико вошла в зал, и выпадом пронзила крысу своим мечом. Та скрючилась от боли, когда Тошико подняла клинок в гайдзинском фехтовальном приветствии, а потом стряхнула умирающее существо на пол, и подошвой раздавила его череп. Ногуши смотрел на нее, раскрыв рот от изумления.
"Что ты... Зачем ты это сделала? Зачем? "
"Я не хотела испачкать кровью книги. Я же знаю, что некоторые из них - очень ценные"

Ногуши зашипел.
"Я говорю не о порезе, ты, безмозглая личинка Катанаки, что заставило тебя... " тут он остановился, и проглотил то, что собирался сказать. Кончик меча Тошико касался его шеи, и ей хватило бы легкого движения запястьем, чтобы перерезать ему горло.
"Побереги дыхание. Мне следовало заподозрить твое предательство, когда я услышала, как непочтительно ты говорил о Госпоже, но я не обратила на это достаточно внимания, поскольку приказ защищать твою работу был для меня в приоритете".
"Мою работу... Да, именно." Ногуши сглотнул "Тогда, ты должна позволить мне продолжить..."
Тошико покачала головой.
"Я слышала, как ты торговался с тем, кого считаешь хозяином, кем бы он ни был" сказала ему она.
"Ты притворялся, что твоя работа не окончена. Однако, очевидно, что твой хозяин в этом не убежден. Все, чего тебе не хватает, это ключа. Я права?"
"Ты не понимаешь ".
"Я понимаю достаточно. Твоя работа имеет первостепенное значение, и она закончена." Тошико повернула голову, пытаясь определить источник металлического звука. "А. Вот, мы где."
Она прыгнула к его рабочему столу, и подхватила с него маленькую серебряную коробочку. Коробочка слабо мелко дрожала. "Самое время нам пойти и доложить о о твоих успехах".
"Ты не представляешь, чье неудовольствие ты навлекаешь своим безрассудным поведением" фыркнул Ногуши. "Ты можешь укоротить себе все остальные пальцы, но этого не хватит, чтобы успокоить Его".
И, в этот момент, зазвучала музыка. Она заполнила дом радостной мелодией, с запоминающимся быстрым ритмом, невозможно чистым для звука, который, несомненно, проникал в дом с улицы. Тошико похолодела, когда осознала, что кивает головой в такт.
Затем, она услышала глухие, шумные шаги, когда охранники Линча выдвинулись ко входам в здание. Столь сильный шум говорил о том, что они поднялись все, до последнего. Тошико знала, что это значит, она лично переписывала все планы реагирования на внешнюю угрозу. Полная тревога.
"Что происходит? " прошептала она.
Затем, музыка изменилась, и она упала на колени, глотая воздух открытым ртом. Из ее глаз полились слезы, все сильнее и сильнее окрашиваясь красным. Нам ними, внезапно, раздались крики раненых мужчин и женщин, и возрастающий звук, похожий на шум ветра, или воды: огромная стая из миллиардов мелких вредителей, атаковавших их.
Она посмотрела на тушку крысы на полу лаборатории, и на нее обрушились воспоминания о ее сне.
Тошико проглотила скопившуюся во рту желчь, и перешла к дальней стене лаборатории, сжимая в руках коробочку и меч. Ногуши стоял, уставившись на нее.
"Что ты собираешься делать? "
"Что бы ни было там, наверху, оно расправляется со стражей. У меня четкие приказы. Если убежище атаковано, защищать его. Если защитить его невозможно, бежать с результатами твоей работы".
Вложив меч в ножны, она подобрала рукопись с прозрачными страницами и странными шестернями, и втолкнула его в руки Ногуши.
"Глупая женщина, здесь нет... Ухх? " Тошико ощутила вспышку непрофессионального удовлетворения от неуверенности в тоне Ногуши, но не перестала наслаждаться им, подтаскивая Ногуши к панели, которую она сдвинула, открывая проход в потайной туннель для экстренной эвакуации.
"Значит, вот твой ответ? " раздался позади них голос, отражаясь от стен лаборатории "Бежать чрез подпол, как крысы. Ты уверена, что этот путь ведёт к спасению? Знаешь ли, я знаю пару трюков в ловле крыс".
Тошико оглянулась, но никого не увидела. Чтобы удостовериться, она плавно сорвала с перевязи маленький голубой камешек, и натренированным движением швырнула его в дальний дверной проем, прикрыв глаза от вспышки. В ответ, голос только расхохотался.
"Вернись ко Мне, маленький волшебник. Служи своему Тирану, как должно. Пусть девушка-крыса бежит. Она может посостязаться с настоящими крыспми, раз так любит тоннели."
С дергающимся от страха лицом, Ногуши замахнулся тяжелой книгой, целясь в голову Тошико. Она приняла удар свободной рукой, нанеся удар кулаком ему в горло, а потом пнула его в промежность и в грудь. Второй удар каблуком был силен, и отбросил маленького человечка назад в лабораторию. Рукопись раскрылась от удара об пол, и пугающий голос снова взревел от хохота.
"Ничего удивительного, что ты сумел так эффективно починить мой прибор! Мне следовало догадаться! У тебя были мои заметки! Как странно снова видеть мое старое сочинение! "
Волна огоньков хлынула в коридор, держась на уровне пола. Это были крысиные глазки, отражающие свет ламп из лаборатории. Несколько мгновений, и они ворвутся в лабораторию.
В мгновение ока, Тошико раскрутила в руке цепь кусари фундо, и хлестала ей направо и налево, делая пируэты по лаборатории.
Каждый раз, когда цепь ударяла, разбивалась лампа. Масло и керосин расплескивались, собираясь в лужи на полу.
Для заключительных слов не хватало времени, да и не было смысла их произносить. Тошико швырнула через плечо еще одну ослепляющую бомбу, исчезая в туннеле, и за ее спиной раздался рев, когда огонь поглотил библиотеку Ногуши, и его лабораторию.

В трех домах от убежища, через дорогу, в комнате, обращенной к улице, на полу задрожала плитка, а потом, в результате усилий, прилагаемых снизу, она перевернулась. Мгновением позже, из отверстия под ней, извиваясь, выбралась Тошико, гибкая, как угорь, и столкнула камень обратно на отверстие. Тоннель мог увести ее намного дальше, но она помнила, что голос говорил по поводу крыс, и свой сон. Тошико чувствовала себя как дома в темноте, и ей не составило труда найти ближайшую лестницу, ведущую наверх, к выходу из тоннеля. Теперь, ей всего-то нужно было... И, потом, музыка снова настигла ее. Это была медленная, элегантная мелодия, висящая в воздухе улицы, подобно туману, меняясь между успокаивающими нотами Ниппонской флейты, и вычурными, слишком четкими мелодиями, которые предпочитали гайдзины. Как только музыка проскользнула ей в уши, Тошико почуствовала себя ослабевшей. Она замерла, привстав, выглядывая в окно.
Из убежища просачивался дым, но не пламя - очевидно, огонь не распространился за пределы лаборатории. Дверной проем и ступени крыльца устилали тела, тела, которые Тошико могла опознать: это были мужчины и женщины, которым она отдавала приказы еще несколько часов назад. У всех у них были странные кристаллические наросты на коже, формирующие когти, шипы и клыки. Кристаллы сияли тем самым голубым и фиолетовым цветом, что и их глаза, и тут Тошико осознала, что она видит улицу в свете, который они испускали.
В этом свете, был различим только силуэт мужчины, который стоял к ней спиной, его длиннополый плащ, и широкополая шляпа придавали ему угловатые формы, как у каллиграфически нарисованного иероглифа. Орды крыс лоснящимся ковром устилали землю вокруг него, на небольших промежутках, как острова, стояли дети, от маленьких широкоглазых оборванцев до долговязых подростков, они покачивались в такт музыке. Эта картина качнулась у нее в глазах. Ее ноги пошли вперёд.
Вдруг, что-то склонило ее голову в сторону. Потом, перед глазами у нее заплясали искры, исчезнув только тогда, когда боль в виске заставила ее упасть на колени, и склониться вперед.
Тошико не думала, что полностью потеряла сознание. Она смктно осознавала прикосновения маленьких, но настойчивых рук, которые тащили ее по дому за ложыжки. Чтобы унять головокружение, потребовалось больше времени, чем ей хотелось бы, но, наконец, она смогла сесть на грязных досках пола, вглядываясь в круг серьезных маленьких лиц над пламенем свечи, изучающих ее.
"Что ж, будь я проклят" фраза прозвучала на удивление неправильно, произнесенная тонким детским голоском.
Она присмотрелась к лицу, которое узнала: мальчик из того дома, несколько дней назад. Маленькая девочка сидела поодаль, сжимая своего перемазанного грязью медведя.
"Нам пришлось ударить тебя" сказал мальчик "Мы видели, что с тобой делает флейта. И должны были тебя остановить".
Тошико моргнула, обдумывая это. Глядя на круг лиц, она обратила внимание, что несколько детей еще не вытащили из одного, или обоих ушей, затычки из скрученных тряпок.
"Он теперь в твоем доме" сказал мальчик "Он зашел внутрь после того, как мы тебя ударили. Мы видели тебя и раньше. Ты на него работала, или следила за ним?"
"Я на него не работала" сумела произнести Тошико. Она потратила секунду на то, чтобы сформулировать ответ на английском, и вспоминая, как произнести его, но мальчик выглядел удовлетворенным.
"Он тут уже очень давно ошивается. Не знаю, сколько точно. Он сам, и его крысы, следят за твоим домом. Все время."
Мысли Тошико вернулись к разговору в лаборатории. Это человек с флейтой, каким-то образом, удерживал другие ужасы Карантинной Зоны в стороне от убежища.
Чему была под силу такая задача, да еще, выполненная с таком заметным пренебрежением?
"Кто он? " спросила она, и мальчик сплюнул.
"Он чудовище!" крикнула маленькая девочка, свирепо шмыгнув носом из-за головы медведя. "Он похитил наших друзей. Он забирает все!"
Дети прижались друг к другу.
Тошико оглядела их всех, и не нашлась, что ответить. Ей помог мальчик.
"Что это? " спросил он, и поднял маленькую серебряную коробочку "Я наблюдал за тобой, Божий человек. Это не похоже ни на одну из твоих вещей."
"Она не моя" ответила она "Она принадлежит человеку, который похитил твоих друзей. Я не знаю, что это, но эта вещь очень важна для него. И, если вы отдадите мне ее обратно, я собираюсь использовать ее, чтобы навредить ему."
Тошико сдвинула маску на затылок, чтобы они увидели ее улыбку, и после секундного колебания, мальчик и девочка улыбнулись ей в ответ.

Тошико Кита возвращалась к убежищу, отважно и горделиво идя по середине улицы, почтительно неся в обеих руках маленькую серебряную коробочку. От ее блестящих стенок отражался последние слабые отсветы кристаллических наростов, которые проросли в стражах Джейкоба Линча.
"Что это? " спросил ребёнок, который сидел по-турецки на груди тощего охранника, которого Тошико встретила в первый день в убежище." Стах, или обаяние? Ты вернулась, услышав Мою музыку, или поняв, наконец, что значит - рассердить Меня? "
"Я не разговариваю с марионетками" произнесла Тошико "Я отдам это твоему Тирану, или никому не отдам".
Она говорила по-ниппонски, но ребёнок только равнодушно кивнул. "Поднимайся наверх. Ступай в мой кабинет. "
Ребенок засмеялся, и этот смех был подхвачен ритмом мельтешения и шелеста жуков-могильщиков в коридоре. Они исполняли его для Тошико, пока она направлялась к лестнице.
"А ты сильная, не так ли? " произнес голос, состоящий из крысиного писка, когда она начала подниматься по лестнице на второй этаж."Сильная, самостоятельная, дерзкая. Обычно, с вами, людьми, у меня ассоциируются не эти качества, а например, униженность и формализм."
"Я много тренировалась, чтобы стать сильной" вежливо ответила Тошико "Спасибо за комплимент".
Она поднялась еще на этаж.
"Сила твоего тела поддерживает слабость разума, вот что я думаю " сказали топоток многоножек и жужжание мух. "Но, сильное тело - бред. Здоровое тело - как незавершенное творение. Чистая доска, ждущая, чтобы на ней начертали совершенные иероглифы инфекции. Я размышляю, как будут выглядеть твои иероглифы?"
"Я скромно предполагаю, что они будут красивыми" ответила Тошико, и, лестница перед ней закончилась. Она стояла на верхнем этаже, в апартаментах Ногуши. Теперь, это был личный кабинет Тирана.
Ногуши стоял в углу спиной к комнате, покачиваясь назад и вперёд. Его руки безвольно свисали по бокам, и Тошико услышала его резкий непрерывный стон.
Тошико перевела взгляд с него на рукопись, лежащую на пюпитре, составленном из множества телец насекомых, и остановила его на смертельно заострившемся, и ухмыляющемся лице Гамелина-Чумоносца.
Один его глаз слезился и был полностью скрыт под бельмом, второй блестел чернотой, пока жук, примостившийся в пустой глазнице, не выпал оттуда.
"Итак, маленькая смертная девочка смешала мои планы, и, маленькая смертная девочка, теперь помогает им исполниться. Как мило с твоей стороны." он вытянул руку "А меня уже стало беспокоило, как заставить твоего друга собрать новое устройство, основываясь на старых принципах".
Тут, существо бросило быстрый взгляд на свою рукопись.
"Даже, несмотря на то, что у него под рукой есть мой труд, с которым можно свериться."
Тошико не ответила. Она выбирала между ними: Тираном, предателем, или книгой.
"Я не виню тебя за то, что ты утратила голос, стоя передо Мной, девочка, но, уверяю тебя, ты не захочешь получить от Меня урок послушания. Отдай Мне устройство. Потом, мы обсудим, что будет с тобой. "
Тошико вытянула руку с коробочкой. Она планировала изобразить дрожь в руке, якобы, от страха, но теперь, перед Его лицом, ей не потребовалось кривить душой. Тошико поняла, что, если она задержится с принятием решения, то запаникует.
Она со всей силы на какую была способна, швырнула коробочку в затылок Ногуши.
Коробочка была достаточно тяжёлой, чтобы Ногуши со стоном повалился на колени, и Тошико рванулась вперед, а меч, как бы, сам прыгнул ей в руку.
"О-о, это же так по-детски. " пророкотал Тиран, выпутываясь из кровати, и подхватывая посох и флейту.
" Тебе обязательно опускаться так низко, действуя, как ребёнок? "
" Дети замечают больше, чем ты думаешь" отметила Тошико, блестнул ее меч, и рука Гамелина, державшая посох, упала на пол. Из культи полезли личинки и многоножки.
Потом, она снесла руку, державшую флейту "... потому, что ты не можешь умереть. Твои отрубленные члены сползаются вместе, и ты восстаешь, чтобы вновь играть свою музыку."
Она крутанулась на месте, и вложила всю энергию в безупречный удар, отрубивший дудочнику голову.
Голова презрительно усмехнулась Тошико с пола.
"И это лучший план, который ты смогла придумать? " спросила голова, в то время как из ран на теле, как гной из нарывов, извергся поток мух и червей, сплетаясь в новую плоть." Личинки, что я взращу в твоем трупе, будут иметь для мира большую ценность, чем ты."
"И, они сказали мне, " сказала Тошико "сколько времени тебе нужно, чтобы собраться заново, как раз, чтобы успеть..." И, она закончила фразу, запихнув полную горсть световых бомб в рану на шее Тирана.
Голова завопила в гневе, выплевывая изо рта жуков и мух, как полупережеванную пишу. Тошико почувствовала, что вредители облепляют его тело, пытаясь ухватиться за ее руку, и укусить ее отвратительным извивающимся захватом.
Она отдернула руку, оставляя в воздухе след из паразитов, напоминающих конфетти, и ныряя за рукописью, избавившись от бомб.
Они были разработаны, чтобы давать вспышку, дым, и шум, а не для уничтожения, но в горсти их должно быть достаточно.
Трясущееся тело взорвалось выше талии, разваливаясь, и превращаясь в лужу из кусочков хитина и расплескавшегося гноя.
Со стороны лестницы хлынул поток бесчисленных когтей - крысы.
Возмездие.

Тошико мстительно пнула рычащую голову, подхватила рукопись, отскакивая вверх и назад от сплошного ковра вредителей, которые уже пытались взобраться по ее икрам, и приземлилась неподалёку от покачивающегося и стонущего Ногуши.
"Ты заслуживаешь смерти худшей, чем эта" произнесла она ему в затылок "Будь благодарен".
Она сделала выпад своим мечом, и его стоны перешли в бульканье, а она повернулась к нему спиной.
Тошико припомнила каждый из путей отступления из здания. Она точно знала, какие из ставень поддадутся хорошему пинку, и на какую из крыш по-соседству она может безопасно спрыгнуть в темноте. Когда волна пищащих крыс и орущих детей ворвалась в апартаменты, она уже уходила по крышам, сжимая в руке рукопись.
Апартаменты кишели живыми существами. Мухи, вялые от ночной прохлады, превратили стены и потолок в одну шевелящуюся массу. Крысы метались по полу, визжа и шипя, когда им передавалось раздражение Тирана. В углу, Ногуши дергался под массой ползучей мерзости. Тиран пока не был готов позволить маленькому предателю умереть.
Гамелин сидел на кровати, скрестив ноги. Он не давал себе труда кричать, проклинать, или гарантировать месть. Его гнев был мертвенно холодным, а не горячечно-обжигающим. Он уставился на устройство, лежащее открытым у него на коленях.
Это не было устройством. Оси и шестерни исчезли.
Женщина выкрутила их, и наполнила коробочку дохлыми крысами и булыжниками, чтобы добавить ей веса.
Кисть Гамелина сжалась на флейте. Сжалась сильнее. Его пальцы хлюпнули, и, старое дерево флейты под ними расщепилось. Он посмотрел на обломки. Осколки сами собой сложились вместе, и срослись. Он поднял флейту к губам. Начал играть мелодию, но она споткнулась, и затихла. Он попробовал еще раз, но звуки флейты звучали отрывисто, не связывались друг с другом, и мелодии не получалось.
Он сделал ещё один вдох... И понял, что смеется.
Он закачался на кровати, откинул назад голову, и засмеялся во весь голос. Смех с рокотом выходил из его горла, сотрясая его худощавое тело, изо рта у него вылетали личинки и пауки. Игра Тирана продолжалась. И только сейчас он осознал, как сильно он скучал по ней. Какие повороты! Какие увертки! Подумать только, он беспокоился, что с ней покончено! Смех Гамелина эхом раздавался в ночи. Игра обещала быть интересной.

Последний зовоз Серому Властелину.

Было темно, сыро и печально, что прекрасно подходило к настроению Молли.
Там, где сильный дождь должен был вымыть улицы Малифо дочиста, все что смогли произвести нависающие облака, было вялой волнистой моросью, постепенно впитываемой кирпичной кладкой старого города, брусчатка под ногами стала скользкой, а из сточных канав и переулков потянуло густой, плотной вонью.
Волосы Молли, обычно растрепанные, облепили ее шею и плечи влажном комом, и даже ее обычный дерзкий оптимизм перерос, этим вечером, плаксивое уныние. Она не чувствовала холода, что, вероятно, было единственным положительным моментом, который можно отметить, будучи неупокоенным живым мертвецом, однако саван страдания, которому она обычно решительно сопротивлялась, становился, чем дальше, тем тяжелее, и она отметила, что ей все сложнее становится сохранять оптимизм.
Одной из причин для этого было это сборище несуразностей и хирургических ошибок, которое следовало за ней на почтительном расстоянии.
Она не была уверена, когда это началось, но стала замечать их чаще и чаще, гуляя по ночному городу. Она их привлекала, определенно, неосознанно, но их каждую ночь, становилось все больше.
Они держались в тени, вероятно, из нежелания, демонстрировать свои уродливые очертания в свете газовых фонарей, но все они одинаково пахли отчаянием, словно свора побитых собак, в волнении кружащих вокруг хозяина, чтобы улучить момент, и попытаться лизнуть его руку.
Ее беспокоило, что робкие взгляды, временами сопровождающие ее в пути, видели в ней пророка.
По их поведению было понятно, что они почитают ее, как своего поборника, что каким-то образом, заставляло ее чувствовать себя гораздо хуже. Однако, она сочувствовала затруднительному положению этих существ, их ужасному, тайному существованию среди теней, отброшенными миром живых, она также, волновалась из-за того, что они воспринимают ее такой же, как они, что, в свою очередь, заставляло ее чувствовать себя обманутой и несчастной.
Однако, настоящей проблемой, был Филипп.
Он не разговаривал с ней уже три дня из-за своего нового тела. Молли не могла понять, в чем проблема.
Это началось с шерстяной шапки, однако, Молли ощутила головокружительное чувство нужности и благоденствия, мастеря что-то ползное для своего друга, и она принялась за работу. Не смотря на то, что ее способности к вязанию были, в лучшем случае, посредственными, она связала маленькое тельце, свисавшее с края шапки, вместе с маленькими ручками и ножками, набитыми газетами.
Когда она продемонстрировала свою законченную работу Филиппу, он объявил, что скорее снова сдохнет, чем наденет этот, как он выразился, "гротескный карбункул". Молли возразила, что, возможно, ему просто надо привыкнуть к этой шапке, и она ему будет больше нравиться, и даже, если нет, она приложила много усилий, чтобы связать ее, и меньшее, что Филипп мог бы сделать в знак благодарности, это поносить ее хотя бы денек. Несмотря на то, что вы можете достаточно ясно озвучить свою неприязнь к чему либо, будучи головой, отрубленной от тела, последнее обстоятельство ограничивает вашу способность к сопротивлению. И не похоже, что вы можете самостоятельно снять с себя что-то в таком печальном состоянии.
Так что, Молли засунула его в свою вязанную шапочку с тельцем, и положила в неопрятную детскую коляску, которую она использовала, чтобы катать его по городу. Она считала, что он просто очаровательно выглядит с этими маленькими шерстяными ножками, болтающимися под подбородком, но Филипп, положительно, омертвел. Он сцепил зубы, и отказывался произнести хоть слово, и только бросал в ее сторону взгляды, полные ядовитого упрека.
В конце концов, она сняла с него шапку с тельцем, и выбросила ее, но Филипп не смягчился, и сохранял упорное молчание. Ее задело такое бессердечное неприятие ее подарка, и, в последние несколько дней, их дружба, обычно, незыблемая часть изменчивой и непредсказуемой жизни Молли, была испорчена. Она сдалась, и больше не пыталась с ним заговорить, и, за неимением других дел, катала его, в молчании, по ночным улицам, каждую ночь, как самая угрюмая на свете няня, присматривающая за самым уродливым в мире ребеночком.
Сегодня, их блуждания, привели Молли в запутанные переулки на задворках квартала мясников, где в горах мусора, сложенного у стен переулков, белели кости животных. Толстые, лоснящиеся крысы, открыто ходили по этим переулкам. Поколениями, эти крысы отъедались на сырой говядине с бараниной, и поэтому вырастали огромными и мускулистыми, представляя более чем достойного противника для любого драчливого кота. Они приостановили свою трапезу, и посмотрели на Молли с коляской, пробираются по переулку, но не выказали особого интереса.

Молли остановилась на звездообразном перекресике, отмеченном висячими останками афиши испрещенных пятнами плесени.Дождь (ну, есьи его можно так назвать) продолжал падать мягкими волнами мелких капелек, украшая бисеринками воды ржавую металлическую раму коляски.
"Ну, куда ты хотел бы отправиться? "спросила она у коляски.
Темное нутро коляски не ответило, при этом, каким-то образом оно молчанием выразило Молли свое осуждение.
"Как насчет того, чтобы спуститься к реке? " спросила она" Тебе же там понравилось. Мы могли бы сидеть, и смотреть на проплывающие мимо тела."
Коляска хранила молчание.
"Или на Площадь Скупцов" продолжила она "Там должно быть немного цветов. Они сделают нашу жизнь ярче, правда же?"
Филипп молчал. Молли вздохнула.
"Ох, ну, перестань, Филипп, не будь таким ребенком.".
Сквозь ответную тишину проступило насмешливое негодование, напомнившее Молли, что она катает его в коляске по окрестностям вот уже три дня.
Худенькая изящная девушка прошла мимо входа в переулок в тридцати ярдах впереди. У нее была настолько бледная кожа и полупрозрачное одеяние, что Молли сначала приняла ее за привидение.
Девушка пропала из виду, и оставила Молли с образом струящихся шелков, длинных черных, как смоль, волос, и азиатского лица в форме сердечка, как будто, сделанного из фарфора.
Она еще торчала у выхода из переулка, когда появились три другие фигуры. На сей раз, в них не было элегантности и грации, это были трое тяжеловесных, неряшливых мужика в протертых рабочик ботинках, и толстых пальто, с воротниками, поднятыми, по причине ночного холода.
Один из них сжимал в в руке почти пустую бутылку бренди, он вытер рот тыльной стороной ладони и устремился за девушкой с нехорошим блеском в глазах.
Его друзья дополняли эту картину, низенький, с большим пузом, и плотный бычара практически без шеи и густыми курчавыми волосами переходившими в большие бакенбарды на щеках.
Как только последний мужчина вышел из другого конца переулка, его раскрасневшееся от алкоголя лицо по привычке повернулось из стороны в сторону, в обычной для хулиганов манере - высматривая возможных свидетелей, перед тем, как сотворить что-то мерзкое.Когда он повернулся, на поясе у него блеснул нож.

Молли посуровела. Не надо было обладать богатой фантазией, чтобы понять, что девушка-азиатка находится в непосредственной и угрожающей ее жизни опасности. Как бы в ответ на ее мысли, от теней в переулке позади нее, отделилась еще одна тень - самый большой из ее верных последователей. Ей не надо было смотреть на него, чтобы почувствовать силу его рук, толщиной со стволы деревьев, или ощутить слои швов, которые извивались по телу создания, как побеги плюща, связывая мускулатуру сотни человек в одном монструозном теле.
Без приглашения, исполин из плоти зашагал за тремя мужчинами, его массивные руки сжимались, и разжимались в предвкушении.
Подхватив коляску с Филиппом, Молли последовала за ним, с желая свершить наказание, подходящее для трех негодяев. Пронзительный вопль эхом разнесся по переулку, и Молли перешла на бег, обгоняя своего массивного помощника. Она не ожидала, что мужики атакуют так скоро, но прикинула, что времени достаточно, чтобы вмешаться до того, как девушке причинят вред.
Она завернула за угол, преследуя нападавших, коляска с Филиппом пошла юзом, и обнаружила что переулок перед ней поглощен хаосом и насилием.
Однако, она не обнаружила девушки, атакованной тремя здоровенными мужчинами. Вместо этого, там были двое мужчин, висевших в воздухе, пинавшихся и визжащих, как свиньи, в то время, как их буквально потрошило... нечто. У него не было определенной формы - бесплотный смерч из ножей, зубов и глаз, пылавших яростью. Внутренние органы, куски плоти, капли крови и осколки костей летели по всему переулку, в то время, кае два орущих громилы разваливались, разбрызгивая внутренности во все стороны на пятьдесят футов. Третий мужчина, бык с бакенбардами, убегал назад по переулку навстречу Молли с выражением лица, как у человека, который временно утратил ощущение реальности. В своем помешательстве, он совершил ошибку, побежав, более-менее, прямо на Молли, что ее защитник, вероятно, расценил, как слишком внезапную угрозу, чтобы игнорировать ее. Кулак из плоти, размером с наковальню, устремился над головоц Молли, и третий человек впечататался в кирпичную стену с достаточной силой, чтобы его внутренние органы превралились в кровавое месиво, и он лопнул, как напившийся крови москит.
Кровь брызнула в коляску Филиппа, нарушив, наконец, его трехдневное молчание, и эта голова без тела, выразила свое отвращение.
"Я спрашиваю", простонала она "Что там происходит? Это действительно было необходимо?"
Молли утерла лицо, успокоительно похлопаласвоего подопечного, и сосредоточилась на событияхв переулке. Смерч терял свою силу, постепенно уменьшаясь, пока снова не стала видна девушка, с поднятыми руками, и белыми глазами без зрачков. По мере того, как скрежещущий призрак испарялся, волосы и одежда девушки осели, и к ее зрачкам вернулся обычный, темно-карий цвет.

Несколько секунд спустя, она снова стала всего лишь худенькой азиатской девушкой, хоть и стоящей по щиколотку в нашинкованных людях. В этот момент, Молли внезапно поняла, что пепеудок за ними, заканчивается погрузочной платформой - девушка сознательно заманила своих преследователей в тупик.Это точно была засада, но мужчины напрасно думали, что они являются охотниками. Девушка приподняла полу своего, забрызганного кровью, кимоно, и и начала пробираться через кровавое месиво на миниатюрных босых ножках, спокойно, как переходят по камешкам через неглубокий ручей. Молли смотрела на ее грациозную фигурку, пока та не торопясь напрявлялась к выходу из переулка, одинаково завидуя ее грации и чувству собственного достоинства.Она мельком окинула взглядом свое мышиное платье и протертые туфли, четко осознавая бедность своего гардероба рядом с этим шелковым видением, пусть и забрызганным кровью. Девушка остановилась в паре футов, и подняла глаза на Молли. Она была очень миниатюрной, на целую голову ниже, с правильными кукольными чертами, но пятна теплой крови на ее щеках и шее резко контрастировали с ее молочно-белой кожей,и Молли чувствовала смятение и ярость, бушующие за этими безмятежными карими глазами.
"Привет" сказала Молли, не будучи уверенной, как продолжать.
"Комбанва*" ответила девушка, легонько опустив голову. Ее блестящие черные волосы чуть шевельнулись.
Лицо ее было очень спокойным, почти апатичным.
"Ты... В порядке? " спросила Молли, а потом "Эти люди не причинили тебе вреда?" вырвалось у нее, прежде, чем она осознала абсурдность вопроса.
"Ватаси-ва генки десу**" сказала девушка с очередным кивком.
Молли колебалась. Вполне возможно, что девушка не знала английского, что делало дальнейший разговор затруднительным. Девушка нагнулась, и заглянула в коляску к Молли. К ее чести, когда она увидела суровую, заляпанную кровью голову, хмуро посмотревшую на нее в ответ, вместо младенца, выражение лица у нее не изменилось. Филипп так испугался, что пролепетал
"О... Какая приятная встреча, мисс! Прошу извинить меня за мой внешний вид... К несчастью, я весь вымок... "

Потом, девушка поприветствовала массивную фигуру над плечом у Молли, которая уклонилась от приветствия, и продолжила наблюдение за окрестностями.
Наконец, девушка снова обратила внимание на Молли.
"Мне нравятся твои друзья " сказала она.

Гарт Вард держал сигару большим и указательными пальцами правой руки, а левой выковыривал из зубов кусочки листьев табака.
Он сильно любил сорт Бармис черут, и, так как это был общеизвестный факт, коробка сигар всегда прилагалась к поставке, которая ежемесячно доставлялась от его компаньонов с Земли. На этот раз, сигары были особенно свежими и ароматными.
"Эти хороши" произнес он.
Эли выглядел довольным. Он был послушным сыном и очень старался заслужить благосклонность отца, до такой степени , что совершал регулярные поездки через Брешь, чтобы убедиться в том, что влияние Варда и его наследство, находятся в порядке.Одна из этих поездок привела к тому, что его лицо покрылось волдырями, а потом сморщилось, как кинопленка над зажженной спичкой, пока поезд переходил через брешь, но Эли это особенно не беспокоило.
Ну, его никогда нельзя было назвать красавчиком, и в бизнесе, которым занимался его отец, не было недостатка в компаньонках, которые знали, когда не следует выражать антипатию.
"А что там с остальным грузом? "
"Хороший улов в этом месяце, Па" ответил Эли "Троих скрючило, еще двух лопнуло, но у нас есть три дорогих штучки** и еще девять, которые хорошо разойдутся у любителей в Белом Пределе или Джеймстауне"
Старший Вард усмехнулся - неплохой улов.
При транспортировке живого товара через Брешь, всегда был определенный неизбежный процент потерь, "искривления", или (что за удачное слово) "лопанья" были немиуемы, но три "дорогие штучки" были неплохим результатом для одной поставки. Худенькие, с хорошими формами, и гладкой кожей, они приносили хорошую прибыль, если их хорошенько отмыть, и правильно обучить - его завсегдатаи обычно начинали повышать ставки, как безумные, когда в списки добавляли свежих девочек. Некрасивые, ширококостные женщины сразу отправлялись в городки при шахтах, где их партиями продавали в неизбывные "дома терпимости" и "бильярдные" которые мгновенно появлялись практически из воздуха, по пятам за командами старателей и железнодорожных рабочих по всей стране, в местах, где клиенты былвали не слишком разборчивы. Эти горнодобывающие общины приносили ему значимый доход, но настоящие деньги делались в городе. Две или три хорошо обученные девушки с хорошенькой внешностью и побойчее, приносили деньжат в месяц столько же, сколько Гарт зарабатывал в год, продавая шахтерам скот.
Он много лет потратил, чтобы свести знакомства и наладить связи, позволявшие ему контактировать с сильными мира Малифо, людьми, которые на своих плечах выносили все тяжести бюрократической системы города, и после работы предпочитали не только сигару и стакан бренди. Вард обнаружил, что его, неофициально, конечно, назначили "директором по развнчениям" в нескольких влиятельных клубах для джентльменов и его клуб Серый Властелин* открыт круглогодично, и в нем вснгда можно найти алкоголь, азартные игры, или женщин в любое время дня и ночи.
Конечно, туда не пускали всякие отбросы с улицы. Серый Властелин поддерживал высокий уровень респектабельности своих клиентов при помощи безжалостных швейцаров и значительных цен в баре, и только неприлично богатый человек мог хотя бы подумать о том, чтобы рискнуть возле одного из покерных или рулеточных столов.
За что Вард его очень любил.
В нем часто проводились частные вечеринки, мероприятия при закрытых дверях, только по приглашениям, где высшие эшелоны общества Малифо могли встретиться и насладиться специфическими удовольствиями Серого Властелина, оставаясь неузнанными и необвиненными. Именно в этих вечеринках Вард обрел настоящую власть, полученную через услужливость*. Он даже принимал у себя несколько мероприятий, с участием Генерал-губернатора лично, что, похоже, наложило на всю деятельность Варда негласную печать одобрения, и дела Серого Властелина быстро пошли в гору.
Вард очень осторожно старался избегать конфликтов с властями и вовлечения в любые грязные публичные скандалы.
Он назначал на все должности в своем бизнесе только верных людей, и держал женщин все время вдалеке от глаз общественности; их было не видно и не слышно до тех пор, пока они не были правильно подготовлены, да и в этом случае, это случалось только в пределах стен Серого Властелина, до тех пор, пока их не продавали кому-то еще.
Он прекрасно осознавал, что его бизнес является, в основном, незаконным и предосудительным, и его терпят только благодаря этой осторожности, ну, и конечно, благодаря услугам, которые он оказывал людям с достаточным количеством денег, чтобы смочь заплатить за них. За что Вард, так же, любил свое дело.
"Где они сейчас " спросил Вард, покатывая сигару в пальцах, чтобы убедиться в ее упругости.
" Они сняты с поезда и погружены в фургоны " ответил Эли. "Они прибудут в течение часа".
Офис и личные комнаты Варда были расположены на верхнем этаже Серого Властелина, и это расположение отлично ему подходило. Ему нравилось приглядывать за своим клубом, а более недостойные занятия передавать своим помощникам, или сыну, и теперь он редко покидал комнату по иной причине, чем встреча с новым клиентом.
В самом клубе на четырех этажах раскинулись игровые залы, бары и разнообразные кабинеты. На подвальные уровни, клиентов не пускали, и вход был разрешен только для персонала. Там располагались погреба для хранения припасов и комнаты женщин, а также камеры для новеньких девушек, еще не прошедших обучение.
"Убедись, что разгрузочный отсек готов" сказал Вард.
Это было излишне, Эли унаследовал отцовскую осторожность, и был не менее, если не более, основательным в вопросах приготовлений и предосторожностей, но Гарт верил, что никогда не повредит закрепить полезную для бизнеса практику. Его сын кивнул, и направился к двери, бесшумно ступая тяжелыми ботинками по толстому плюшевому ковру.
У двери он остановился и оглянулся. "Есть предпочтения по объекту демонстрации в этот раз? " спросил он.
Старший Вард ненадолго задумался.
" Гертруда" ответил он.
Гертруда была одной из самых старых женщин, оставшихся в Сером Властелине, ей было за тридцать, и она начинала терять былую красоту. Девушки быстро сгорали в атмосфере долгих бессонных ночей, сигарет, алкоголя и фальшивых улыбок и Гертруда быстро теряла привлекательность. От выпивки он часто становилась слезливой, и смутила несколько из его хороших клиентов, что было нехорошо для его репутации.
Как скоро она станет обузой, было только вопросом времени.
А в роли демонстрации для новичков, она принесет больше пользы.
Вард придумал стандартную процедуру, при которой одной из рабочих девушек перерезали горло перед новенькими, это было первым, что они видели после прибытия в Серого Властелина. Демонстрация служила для того, чтобы показать, как в клубе управляются с делами, и, заодно, избавиться от изношенной плоти, которая практически достигла пределов своей полезности. Кроме того, это стимулировало других девушек ходить на цыпочках, потому что они знали, что если клиент не будет счастлив, они кончат так же, на лезвии верной бритвы Эли. Три зайца одним выстрелом. Бизнес-модель Варда была образцом экономии.
Они вместе шли по ночным улицам Малифо, Молли со своей коляской и множеством теней позади, и Кираи, с ее торжественностью и самообладанием.
Они болтали - сначала они обменивались только высокопарными любезностями, но, после того, как Молли выяснила, что ее спутница отлично говорит по-английски, ручеек их диалога превратился в поток.
Кираи вежливо слушала, пока бледная женщина рассказывала о себе, о сварливой голове в своей коляске, о гигантской фигуре, преданно следующей за ней по пятам, и, даже, о ее бывшем хозяине, Шеймусе.
Кираи не ожидала многого от этой странной незнакомки в запачканном платье, и с грязными волосами, и она была удивлена, когда все, что рассказывала Молли, оказалось правдой.
Она с растущим интересом, слушала рассказ о трагической истории женщины, разделяла ее гнев к Шеймусу, эгоистичному, и достойному порицания, ощущала ее боль, когда Молли говорила о жизни, которую она не прожила, и слышала глубокую страсть в ее голосе, когда в рассказе Молли ощущались намеки на одиночество и отчаяние, подстерегавшие ее на каждым углом, и грозившие поглотить ее.
Со смертью своего возлюбленного, Кираи думала, что все человеческое было выжженно и ее души, она была уверена, что осталась одна оболочка под которой не было ничего, кроме ненависти и желания мстить.
Слушая искренний рассказ Молли, она неожиданно сильно сопереживала ей, и слишком знакома была ей боль Молли, когда та рассказывала о том, что у нее никогда не было близких друзей. Всегда сдержанная, и хорошо контролирующая себя, Кираи, как обычно, не выдала своих чувств, однако, она ощутила свое сродство с этой несчастной женщиной, и увидела в ней товарища по бегству от себя в водовороте эмоций, которым был Малифо. Затем, Молли, наконец, выговорилась, и они просто гуляли. Кираи поняла, что ей нравится это доброжелательное молчание, без определенного замысла или тайных планов. Ей просто было хорошо от того, что рядом был человек, на которого лна могла рассчитывать.
Наконец, когда рассвет уже крался по крышам, и они уже углубились далеко в трущобы, мимо сбившихся в кучи бродяг, Кираи заговорила.
"Когда-то я любила одного человека "сказала она" но его забрали у меня. Его отец приказал убить его, потому что считал наш союз неправильным. Потому, что я опозорила его". Молли не ответила, но Кираи знала, что та внимательно ее слушает.
"Когда-то, у моя жизнь стоила того, чтобы жить. Но, моя любовь умерла вместе с ним, и все, что у меня осталось, это гнев".
"Мне очень жаль, Кираи ".
Девушка внимательно посмотрела на свою новую подругу, ее лицо ничего не выражало.
"Они говорят, лучше быть любимой, и потерять свою любовь" сказала она, и в глубине ее глаз проскользнула ужасная тень. "Но они лгут"
"Да, они лгут" кивнула Молли.
Солнце поднялось еще немного выше, и первое тепло заструилось по неприкрытым участкам их кожи. Моросящий дождь прекратился еще до рассвета, хотя они не могли точно вспомнить, когда, и теперь, они стояли над рекой, вздувшейся от ночного дождя. "Полагаю, мне пора идти" неохотно произнесла Молли.
Кираи кивнула.
"Мочирон*" сказала она.
"Ты еще будешь здесь позже? Может, мы могли бы встретиться этим вечером? "
Кираи обдумала предложение. Компания Молли была ей приятна, и, кроме того, ей особенно нечем было заняться.
"Хорошая мысль" ответила она.
Молли радостно улыбнулась и захлопала в ладоши. Они не думали влезать во все, что произошло потом, просто так получилось.
Молли и Кираи встретились у реки, на закате, и предприняли приятную прогулку по городу.
Молли рассказывала про свою работу журналистом, и Кираи, не имея схожего опыта, чтобы говорить о нем, просто наслаждалась приятными фантазиями, представляя себя в роли Молли.
Их прервал хмурый, похожий на грифа человек, который одной рукой вытаскивал из двери хижины рыдающего ребенка.
Крепко сбитая женщина суетливо бежала за ними, ее лицо было бледным, она рахмахивала руками в бессильном волнении . "Оставь ее в покое Йохан" говорила женщина с бессильной угрозой "Сейчас же оставь ее в покое"
"Заткни пасть" огрызнулся мужчина поднимая мозолистую руку, чтобы дать ей пощечину. Женщина отшатнулась.
"Она уже достаточно взрослая. Она может удержать метлу"
"Еще один год, во имя милосердия " умоляла женщина, следуя за ними" Ей ведь еще и пяти лет не исполнилось".
"Тыж будешь работать, а? " сказал мужчина, встряхнув девочку, которая продолжала орать. "Хорршенько поработаешь на дядю Йохана, а? Будешь прочищать им эти дымоходы, как хорошая девочка, конечно, будешь. Заработаешь старому дядюшке немного денежек".
"Сажа, Йохан " говорила женшина" Они ей дышат. Она же их душит. Позволь ей пожить. Отпусти ее еще на год. "
"Ха" ответил Йохан, поворачиваясь к ней спиной."Еще год, и она вырастет. Будет слишком большой, и не поместится в дымоход с этими ее коленками и локтями. Не, она начнет сейчас, пока она еще достаточно маленькая".
Женщина выглядела обезумевшей от горя, но не делала попыток отбить свою, дочь, кажется, у носатого мужика. "Почему бы тебе не отпустить девочку" сказала Молли мужчине, нахмурившись. Он посмотрел на нее своими желтоватыми глазами и издал громкий смешок.
"А почему бы тебе не замммффффф" сказал Йохан, последняя часть его фразы была прервана гигантской семипалой рукой, которая сомкнулась на его голове и подняла его в воздух, девочка с матерью остались стоять, вытаращив глаза.
Молли улыбнулась гиганскому конструкту из плоти, стоявшему в теми, которого она решила назвать "Арчи*
Он определенно, выглядел, как Арчи
"Спасибо, Арчи" сказала она "Тебя не затруднит?" она указала на лачугу женщины. Они подожали, пока гигантский конструкт пролезал в низкую дверь, унося с собой пинающегося и извивающегося Йохана.
"Как тебя зовут, сладкая моя? " спросила Молли, склоняясь над испуганной девочкой, и гладя ее по волосам.
" Эмили, мисс" ответила Эмили, вспоминая о своих манерах, и делая небольшой реверанс.
"Здорово, Эмили" сказала Молли, в то время, как из покосившегося дверного проема доносились хруст и треск. "Не думаю, чтобы тебе, или твоей маме в ближайшее время пришлось беспокоиться о прочистке каких-нибудь дымоходов. Кроме, может быть, одного."
Арчи вылез обратно на улицу, вытирая массивные руки плащом Йохана.
Мать Эмили уставилась на него широко открытыми глазами, и задрожала.

"Простите, что устроили у вас беспорядок" сказала Молли на прощание.
Она подозревала, что чтобы вычистить дядюшку Йохана из трубы дымохода, потребуется достаточно много усилий и работы щеткой. Судя по звукам, Арчи довольно глубоко забил его в каминную трубу.
Пинки подозревал, что это будет долгая ночь, но даже он был удивлен тем, насколько мерьвыми были улицы.
На протяжении последней недели, шел слушок, что местные обитатели трущоб, пропадают, или находят неприятную смерть от рук группы неизвестных.
Быстрый Пит и Большой Майк свернули в переулок за складом пиломатериалов пару ночей назад, и кто-то порубил их на куски, не больше мужского кулака. К счастью, у Большого Майка были татуировки на обоих кулаках, что облегчило опознание, ну а так как эта парочка была неразлучна, а на месте происшествия было найдено четыре ботинка (и ноги в них), стоило согласиться, что оба нашли свой коллективный конец.
Еще, он слышал про Дэл Рея, ростовщика, которого порезали в кашу таким же образом, вместе с его громилами. Еще были трое сутенеров, также нашедших неприятный конец в разных концах трущоб, двух из них Пинки знал лично.
Было похоже, что под ударом оказались все типы человеческих отбросов трущоб.
Некоторые из слухов предполагали, что в этих смертях повинны две женщины, однако это звучало свосем уж абсурдно. Даже старый носатый Йохан Клох, отвратительный хозяин чистильщиков, железной хваткой державший большую часть торговли в Гильдийском квартале, был, похоже, буквально, согнут пополам, и засунут в собственных дымоход.
Несмотря на всю иронию этой кончины, это было то, чего Пинки хотел бы избежать.
Он был не единственным человеком, размышлявшим о том, насколько пустыми стали ночные улицы. Его шлюхи стояли вокруг него, простуженные и укутанные в шали, и выглядели жалкими и скучающими.
Едва ли, за последние полчаса, мимо них прошел хоть один щеголь, так что, они не надеялись быстро уйти отсюда куда-нибудь.
"Эй, вы, не стойте тут столбами", отрывисто сказал он им, выходя из круга света под уличного газового фонаря под которым он обычно стоял, ссутулившись, и приглядывал за тем, как работают его девушки. "Если вы думаете, что вы не должны сегодня отдавать мне свой улов, вы ошибаетесь. Я, так или иначе, получу свои денежки, так что, лучше бы вам выбраться оттуда и заработать их.
Женщины, и так бледные, под слоем пудры, побледнели еще сильнее.
"Но, Пинки, на улице ни одного мужика нет, от Красной улицы , и до площади Скупцов" хапротестовала одна из них. "А если нет мужиков, нет работы, и денег тоже нет!"
Пинки заложил большие пальцы за свой широкий кожаный ремень, и женщина побледнела еще сильнее.
Он не чурался отходить их этим ремнем, когда думал, что они задерживаются, или недостаточно упорно трудятся, а для тех, кто продолжал непослушание, у него на ремне висел острый нож. Им была видна его роговая рукоятка, выступавшая из-под края его короткого шерстяного плаща.
"Это потому, что вы недостаточно хорошо искали " прорычал Пинки." Вы что, хотите, чтобы я вообще все за вас делал? Хотите, чтобы клиенты сами к вам руки падали? "

"Вовсе я не из тех, кто ждет, что что-то упадет им в руки" резко возразила женщина "это ты ждёшь, что мы достанем деньги из воздуха!"
"Неужели? " дружелюбно переспросил он, но женщина почувствовала, что зашла слишком далекои попыталась сгладить ситуацию.
" Пинки, любимый, я достану твои деньги " произнесла она." Только дай мне немного времени, вот и все".
"Конечно, ты достанешь мои деньги " согласился он, расстегивая ремень."А я тебя простимулирую".
"Ты собираешься ударить эту женщину?" спросил его кто-то тонким, но отчетливым голосом.
Он обернулся, и увидел, что позади стоит миниатюрная азиатка, одетая в поношенное шелковое кимоно. Ее прямые черные волосы, как отвес, спускались вниз по плечам, обрамляя бледное лицо с огромными глазами.
"Не встревай в это дело " ответил он полу-забавляясь" Меньше всего ты захочешь, чтобы я избил и тебя, заодно".
“Less you want me to beat you too.”
"Ты можешь попробовать" произнесла миниатюрная девушка.
Он медленно поднял свой пояс, и обернул его вокруг кулака, оставив около двух футов свисать под тяжестью резной пряжки.
"А ты симпатичная маленькая штучка" сказал он "Я постараюсь не уродовать твое лицо. А после, возможно, мы обсудим условия твоей работы на меня"
Девушка никак не отреагировала на его слова, даже не шевельнулась. Она держала руки за спиной, будто сомкнув их.
Пинки был немного ошарашен этим стройным воплощением хладнокровия, но он все равно замахнулся на нее, решив не терять лицо перед своими женщинами.
Незнакомка быстро переместилась, скользнув назад, уходя из-под удара его пряжки, и произведя молниеносную контратаку, блеснул металл. Он с испугом увидел, как его пряжка отлетела, и с громким звуктм упала на середине улицы. Она, должно быть, перерезала ремень с помощью ножа. Только, как он увидел,ремень все еще был прикреплен к пряжке лежа на мостовой, как плоская коричневая змея. И на конце у него была петля, которую он намотрал на кулак, с его кулаком внутри. Он опустил глаза на свою руку, и увидел красное мясо с белеющей костью.
"Моя... Моя рука " пробормотал он.
Стройная женщина держала огромные садовые ножницы, очевидно, с заточенными до бритвенной остроты лезвиями, потому что они блестели в свете газового фонаря. И только пятно крови выделялось на них.
" Какую часть следующей? " спросила она все тем же бесстрастным тоном "Ватаси ва ки ни синай*. Выбирай. " "Нет! Погоди... Погоди! " он отступил на, внезапно, ставших ватными, ногах, сжимая обрубок руки, в попытке остановить бьющую фонтаном кровь "Подожди секунду...."
"Не будь трусом" сказала маленькая женщина, следуя за ним шаг за шагом. Ее ступни под кимоно были очень маленькими и обнаженными. "Или мне выбрать?"
"Подожди" прохрипел Пинки, отступая в тесную нишу, дверь у которой была давно заложена кирпичом. "Подожди, тебе нужен не я".
"Не ты? " спросила она" О, я должно быть, ошиблась,и кто-то другой угрожал избить меня секунду назад ".
" Не я, я вообще никто" пролепетал он. Он знал, что когда он произнесет то, что хотел сказать, это будет просто отсрочкой для приговоренного, потому, что даже если эта сумасшедшая азиатка не убьёт его, это обязательно сделает человек, имя которого он собирался назвать "Тебе нужен тот, у кого я беру этих шлюх. Тебе нужен тот, кто всем заправляет"
"И кто же это?" спросила она все тем же безразличным тоном, продолжая наступать.
"Вард" произнес он, его голова кружилась от шока и кровопотери. "Гарт Вард. Он тот человек, что тебе нужен".
"Никогда о нем не слышала" беззаботно сказала женщина.
"Конечно, не слышала" продолжил Пинки с оттенком отчаяния, прокравшимся в его голос "он платит кучу денег многим людям, чтобы так и было".
Наконец, женщина остановилась. Она выглядела заинтересовавшейся.
"Говори"
"Он привозит их с Земли, полными вагонами. У него есть постоянные клиенты, понимаешь? Могущественные гильдийцы, промышленники - он зарабатывает кучу денег. У него целый бизнес на этом построен"
"Привозит - что?" в совершенных фарфоровых формах женщины появился намек на раздражение.
"Женщин" сказал Пинки "Он их похищает, контрабандой провозит через Брешь, и заставляет работать в его клубе. Сотни женщин. Сотни. Я покупаю у него бракованных".
"Бракованных? " повторила она.
"Ну, слишком старые, или потасканные, не соответствующие его стандартам. Он сбывает их по-дешевке ребятам, вроде меня. У меня, в лучшем случае, есть пара лет, прежде чем выпивка или болезни убьют их".
Женщина замерла, и долго стояла неподвижно, а он, задыхаясь, смотрел на ее блестящие ножницы.
"И где я могу найти этого Гарта Варда? " неожиданно спросила она.
"Серый Властелин. Это его клуб. Но ты к нему не подойдешь и на сотню ярдов. У него есть целая личная армия. И у него есть связи с почти всеми чиновниками в городе. Даже с самим Генерал-губернатором." Пинки не справился с горделивыми интонациями, закравшимися в его речь, в связи со знакомством с таким важным человеком.
При упоминании Генерал-губернатора, по лицу женщины скользнула тень, однако, оно быстро снова стало спокойным, как поверхность пруда.
"Хорошо? Хорошо? " продолжил Пинки, прикидывая, хватит ли ему сил, чтобы доплестись до заведения Квинси Мелльвиля, ветеринара из района Фарриера, прежде, чем он загнется от потери крови. А потом, до ближайшего поезда из Малифо, прежде, чем Вард узнает, что это он наболтал лишнего. "А теперь, оставь меня в покое, сумасшедшая сучка".
"Тахимаки*" ответила она. "Я, пока, еще не закончила тебя убивать"
Глаза Пинки расширились, когда женщина сделала внезапный выпад, и ее бритвенно острые ножницы, щелкнув, сомкнулись.
Собственное обезглавленное тело промелькнуло перед его глазами, а потом мир вокруг начал кружиться, как огненное колесо. Последним, что он услышал, были крики его шлюх.

"Сколько? " в очередной раз спросил Гарт Вард.
Он опирался на перила из орехового дерева возле Станционного Бара, глубоко в недрах Серого Властелина.
За его спиной, неярко освещенные цветными газовыми лампами, стояли тройные полки барной стенки, на которых хранились любые виды крепкого спиртного, вина и шампанского, какие только можно достать в Малифо. Опрятные женщины в кружевном белье обслуживали клиентов, переплывая от одного клиента к другому с неизменной приветливой улыбкой. Только их глаза выражали другие эмоции.
На другой стороне перил был углубление в полу , устланное красным ковром с грубым ворсом, где в виде подковы были расставлены в шахматном порядке игровые столы.
Богачи в различной степени опьянения, кричали, смеялись, и пили из хрустальных бокалов, в то время, как их кошельки исподволь освобождались крупье за столами, или улыбчивыми женщинами, прогуливающимися в окутанной дымом толпе.
Это была оживленная ночь.
"Четыре " ответил Марсель, стоявший неподалёку, глядя в пол.
Четыре покупателя из района трущоб найдены мертвыми за последние пару ночей, разрезанными на части, или покалеченными, кем-то, кто, очевидно, относился к этому, как к работе. Они были полезны, им можно было сбывать испорченный товар, когда Вард чувствовал, что им больше не хватает достоинств, чтобы представлять клуб.
"Мне следует беспокоиться? " спросил он.
" Сутенеры - они как крысы" ответил Марсель. "Убей одного, и завтра на его место придут двое"
"Есть предположения, почему это происходит? "
Марсель пожал плечами в том смысле, что происшествие не стоит того, чтобы ломать голову.
"Скорее всего, что-то вроде дележа территории. В трущобах недавно случилось много разных происшествий. Вероятно, какая-то новая банда пытается урвать себе кусок".
"Что ж, мне это не по вкусу. Мы провозим товар через трущобы. Я не хочу, чтобы какая-то банда деревенщин подрывала мой бизнес. Пошли несколько парней, пусть найдут тех, кто поднимает пыль, и угомонят их. Мне не важно, кто там какую улицу контролирует, но только до того момента, пока мои поставки не нарушены".
Марсель кивнул, и собрался уходить, но Вард остановил его.
"Пошли Эли" сказал он "Он много времени проводит на Земле, и я не хочу, чтобы местные стали забывать, кьо он такой. Он, когда-нибудь, будет управлять этим заведением, для чего, ему понадобится уважение.
Марсель снова кивнул, и растворился в толпе гуляк.
Молли сидела на дереаянной погрузочной платформе, качала ногами, и что-то бормотала себе под нос. Кираи стояла неподалёку, и точила свои ножницы.
Они предали смерти так много негодяев и бездельников, что никто не мог отрицать, что это стало основной целью их ночных встреч, хотя они и пытались. Они чувствовали, что поступают правильно, просто, они стеснялись признаться в этом.

"Я не думаю, что они уже достаточно острые" сухо сказала Молли "Ты точишь из всего полчаса".
Кираи склонила голову набок, что Молли теперь интерпретировала, как изумление, и продолжила точить.
Молли сомневалась, встречала ли она когда-нибудь человека с большей психотравмой, чем у маленькой Кираи Анкоку. Ее голос никогда не менялся ни по высоте, ни по тону, а ее лицо всегда мало что выражало. Было очень трудно понять, о чем она думает, и, даже сейчас, после нескольких недель, проведенных вместе, ее эмоциональное состояние оставалось для Молли загадкой. Ее мысли вернулись к словам Кираи, о сутенере прошлой ночью и Гарте Варде.Она была в изумлении от того, что подобное варварство творилось в Малифо так долго, а она ничего об этом не знала.
Она знала, о чем думала Кираи, та хотела отправиться в этот клуб, Серый Властелин, и зарезать этого Варда, стоящего перед ней на коленях, но предупреждение сутенера про его связи, и то простое обстоятельство, что он сумел сохранять столь ужасное предприятие в полной тайне в течение столь долгого времени, заставляли ее быть осторожной. Сохранение тайны этой операции должно было стоить кучу денег, и задействовать кучу связей, и она размышляла, что за ящик Пандоры они откроют, если ввяжутся в это дело.
Перед лицом этих опасений, в мыслях Молли маячило негодование, что с женщинами обходятся столь бесчеловечно, торгуя ими, как скотиной. Она испытывала непреодолимое желание призвать этого Варда к ответу.
Она обратила внимание на двоих крепко сбитых мужчин, входящих в зону погрузки из переулка, слева от нее. Ещё двое вышли из соседнего переулка справа.Еще трое появились спереди, все шли неспеша, с показной небрежностью, как будто бы, все они вышли на вечерний моцион, и абсолютно случайно появились в этом месте одновременно.
Все, как один, выглядели наемными громилами, причем опытными. И, только восьмой был не похож на остальных, стройнее остальных, хотя и столь же высокий, и с ужасными шрамами на лице, должно быть, последствиями перенесенных в прошлом страшных ожогов.
Мужчины остановились неровным полукругом вокруг Молли и Кираи, которая стояла к ним спиной, и продолжала затачивать ножницы, то ли не замечая их, то ли не обращая внимания на их появление.
"Добрый вечер, дамы" поздоровался обожженый мужчина, приподнимая шляпу. Молли увидела, что он одет существенно лучше своих товарищей, и у него чистые ногти. Человек не из низов, хотя его манеры предполагали обратное "Как делишки этим вечерком?"
Кираи, наконец, обернулась посмотреть, держа в одной руке ножницы, а в другой - точильный камень. Обожженый человек, увидев их, рассмеялся.
"Чесслово" сказал он "Я услышал об этом уже пару месяцев назад, но, до этого момента, не верил. Эта мелкая" сказал он, глядя на свомх подобравшихся телохранителей "эта мелкая отрезала голову Пинки Гриру одним движением. Они так и сказали, одним движением"
Другие мужчины засмеялись, но без раздражения. Похоже было, что товарищи обожженого были о Пинки Грире не лучшего мнения.
"Дамы, позвольте представиться" сказал обожженый "меня зовут Эли Вард".
Молли уселась попрямее. Он сказал, Вард. Брат, возможно, даже сын, хотя с таким, испрещенным рубцами, лицом, трудно было судить о его возрасте. Кираи, напротив, вернулась к заточке ножниц.
"И, вы?..." подсказал Эли.
"Смущены" ответила Молли "Что вы здесь делаете, мистер Вард?"
"Я представляю интересы одной фирмы " ответил он, снимая шляпу "вы, дамы, устроили настоящий переполох в трущобах за последние несколько недель, а мы сильно заинтересованы в этом районе".
"О-о? "
" Через эти места у нас идут регулярные поставки, и будет очень грустно, если они, по какой-то причине, прекратятся. Я здесь для того, чтобы этого избежать ".
Молли была прекрасно осведомлена о тос, что это за поставки, но сохраняла невозмутимое выражение лица.
"И каким образом вы собираетесь это устроить?" спросила она.
Эли Вард сделал успокаивающий жест.
"С чем бы вы не боролись здесь, в трущобах, это, безусловно, ваше дело. Моя единственная задача состоит в том, чтобы обеспечить беспрепятственный провоз наших поставок. Я был бы более, чем счастлив, устроить компесацию, за потерю вашего времени, если вы могли бы гарантировать это. В дополнение, вы получите признательность мистера Варда, который, хотя вы можете и не знать этого, является очень влиятельным человеком."
"Я уже слышала имя Гарта Варда прежде "сказала Кираи поворачиваясь к нему" другой сутенер говорил мне его. Может, это был твой дружок Пинки? "
"Другой сутенер" повторил Эли, и его улыбка начала таять.
"Ты только что..? "
" Ты совершил ошибку, придя сюда" прервала его Кираи, раскрывая ножницы, словно голодную пасть "Никто из вас живым не уйдет"
"Ты с ума сошла" насмешливо ответил Эли.
"Не волнуйся, Эли Вард" продолжила она, скользя вперед на своих необутых ножках "Я расскажу твоему отцу, как ты умер. Прежде, чем убью его."
Эли больше не слушал ее. "Попродуйте не повредить ей лицо" говорил он своим амбалам "Из нее выйдет отличная маленькая добытчица, когда мы вобьем в нее чуток понимания"
"А с этой что?" один из громил указал на улыбающуюся Молли,которая так и болтала ногами.
Эли повернулся и окинул неупокоенную девушку профессиональным взглядом.
"Симпатичное лицо" признал он "хотя, и бледная немного. Берите и ее, я позже разберусь".
"Спасибо большое " сказала Молли. Она была счастлива принять любой комплимент по поводу своей внешности, пусть даже издевательский "Я позволю тебе купить мне что-нибудь выпить, если ты выживешь".
Темная тень с лицом Кираи опустилась на людей, срубая головы и конечности быстрее, чем Молли могла уследить. Когда тень закончила свою работу, она распалась, и Кираи сложила все головы в небольшую кучку, увенчав ее головой Эли, на лице которой застыло выражение удивления.
"Жаль" сказала Молли, ни к кому конкретно не обращаясь, пока Кираи рассматривала кровь, целиком забрызгавшую ее кимоно. "Этот мне даже понравился".
Со смертью Эли, Молли поняла, что это только вопрос времени, когда они столкнутся лбами с его отцом и всей его организацией.
Если дать Варду время выстроить свои силы, он, несомненно, задействует в конфликте и свое влияние. Не секрет, что в Гильдии распространена коррупция, и если достаточно денег ляжет в достаточное количество карманов, на них начнётся охота всеми силами Генерал-губернатора, а это будет битва с только одним возможным победителем, в независимости от решительности Кираи.
И именно поэтому они стояли напротив Серого Властелина, и разглядывали его двери. Они решили, что превентивный удар был единственным удовлетворительным способом покончить с этим делом. У дверей торчали двое огромных швейцаров в черных костюмах и длиннополых плащах. Они прикасались к шляпам каждый раз, встречая постоянно приезжающих в нескончаемой череде черных кэбов, и входящих в здание, разнообразных дворян и состоятельных людей. Хотя они и не представляли большого препятствия, главный вход был слишком на виду, им постоянно пользовались, и, неизбежно напрашивался вывод, что внутри будет больше людей, на случай разгорающегося конфликта. Такие вещи вредили бизнесу, и Вард, безусловно, хочет иметь контингент своих горилл поблизости, чтобы подавлять любое проявление буйного поведения, прежде, чем его заметят клиенты. Поэтому, они прокрались вдоль боковой стены, а потом и задней части клуба, и обнаружили там пандус, спускающийся в утробу здания из узкого горла улицы.
Двойные двери в основании пандуса не охранялись, но были сделаны из толстой стали, видно было, что их часио подкрашивают, чтобы предохранить от ржавчины. Проем, в котором они были подвешены, выглядел достаточно неприступным. Не было видно никакого запорного механизма, предположительно, они открывались только изнутри.
"Арчи?" позвала Молли "Потише, пожалуйста, если можно".
Ее массивная тень примерилась к дверям. Его пальцы скользнули по петлям и проему, ища за что зацепиться, но дверь была сработана на славу, и даже не пошатнулась, когда он уперся в нее. Он повернулся к Молли, пожимая плечами.
"Ну ладно, тогда громко" сказала она.
Арчи отступил на полшага назад, и врезался в дверь всем телом. Звук удара раскатился по всей улице, и, без сомнения, и по всему щданию тоже, но Молли с удовлетворением отметила, что правая створка вогнулась внутрь, как будто протараненная разъяренным носорогом.
Арчи просунул свою громадную руку в пролом и сильно потянул. Мускулы у него на груди и на плечах вздулись от напряжения, и дверь поддалась с ужасным металлическим скрежетом - металл разорвался у петель, и дверь повалилась с басовитым тяжелым стуком.
"Пора идти" бодро сказала Молли "Хорошая работа, Арчи."
Они вошли через дверной проем в сумрак погрузочной зоны. Справа от них стояли штабеля марочных бочек, и плетеных решетчатых контейнеров, хранящих сотни запыленных бутылок, завернуиых в коричневую бумагу. Слева была голая каменная стена, на всю длину усеянная прибитыми кандалами. Темная стена, местами, была измазана чем-то черным, и Молли не нужно было приглядываться, чтобы узнать потеки крови.
"Животное " пробормотала она.

Прямо перед ними, слева была лестница наверх, освещенная цепочкой газовых ламп, и прямо - еще одна двустворчатая дверь, на этот раз - из дерева.
Дверь распахнулась, и в хранилище ворвались трое мужчин, двое щеголяли хорошо подогнанными по фигуре жилетами, накрахмаленными манжетами рубашек, и котелками, а третий - в испачканном поварском фартуке и с мясницким ножом в руке.
"Что за... " начал повар, пока его глаза не сфокусировались на Арчи, стоявшем в сторонке, и его протест не перешел в слабый хрип.
Кираи повернулась, и передала Молли молчаливый вопрос своим безмятежным, спокойным выражением лица.
Молли пожала плечами.
"Они работают на него" сказала она "как я понимаю, они настолько же плохие".
"Эй, погоди-ка минутку, девочка" пролаял повар, указывая на нее властным жестом, когда худенькая женщина направилась прямо к ним.
Она взмахнула ножницами раз, другой, и две головы в котелках запрыгали по каменному полу. "Я же ничего не сделал!" умоляюще крикнул повар, и отчаянно пятясь,его фартук был забрызган свежей кровью.
"Вот именно поэтому, ты и заслуживаешь смерти" бесстрастно ответила ему Кираи, и отрезала ему голову.
Вард был в своем офисе, когда услышал шум. Он был похож на удаленный выстрел из пушки, но, когда звук послышался и изнутри здания, отразившись от перекрытий, он понял, что что источник шума был гораздо ближе.
Марсель возник за лакированной дверью, ведущей в его кабинет, выражение лица у него было вполне будничное".
"Я проверяю, что это было" немедленно доложил он.
"Займись этим" сказал ему Вард, беспокойно ерзая в кресле.
"И узнай, не вернулся ли Эли. На мой вкус, его нет слишком долго."
Марсель исчез, и дверь бесшумно закрылась за ним.
Вместо того, чтобы вернуться с гроссбухам за столом, Вард поднялся, и медленно пересек комнату. У него было тяжелое ощущение, что какая-то катастрофа медленно устремилась из района трущоб, и каким-то образом теперь оказалась у него под дверью.За себя он не особо волновался, у него в здании было больше пятидесяти человек, чьи убеждения и гонорары гарантировали, что они беспрекословно выполнят любой его приказ, и не будут задавать вопросов, но его сын еще не вернулся, и это заставляло его нервничать.
Он налил себе стакан брэнди из хрустального графина, понюхал его, и оставил его наверху конторки. Пить сейчас казалось неправильным. Он подождет, и выпьет вместе с сыном.
Марсель торопливо спускался по устланной ковром лестнице с полусотней людей на буксире.
Вполне возможно, это какой-то идиот служащий ослабил подпорки не под тем пивным бочонком, и тем вызвал падение целого ряда бочек, но Марселю хорошо платили за то, чтобы он был таким же осторожным, как его босс, в вопросах безопасности, и он должен был увидеть все своими глазами, чтобы поверить.
Сильный шум этажом ниже, обеспокоил его, и заставил ускорить шаг. Он рывком распахнул дверь на лестничной площадке, изумленный творившейся внизу анархией.
Казино лежало в руинах. Столы для покера и рулетки были перевернуты или разбиты на части, фишки и карты летели во все стороны.
Массивная тяжеловесная фигура подняла последний нетронутый рулеточный стол, швырнула его через весь зал, где он уничтожил бар в углублении. Повсюду, куда бы он не посмотрел, богатеи, элита Малифо, падали друг на друга, пытаясь спастись от потока ужасных созданий, изливавшегося из ресторанных кухонь. Колченогие покойники прыгали на сановников и промышленников, и кусали их своими желтыми зубами.
Безногое туловище с обезьяньими руками душило Уполномоченного Бертольда через стойку из орехового дерева, его пухлое лицо багровело, а монокль вывалился от удивления. Люди Марселя толкали его в спину, спотыкаясь и останавливаясь, не меньше, чем он, шокированные зрелищем десятиногого паукообразного нечто, сделанного из частей человеческих тел, ринувшегося в гущу схватки, и дико пинавшегося, в то время, как каждая из его пяти голов кусала орущих клиентов.
Через этот хаос прокладывали дорогу две непохожие фигуры. Одна была невысокая и симпатичная женщина-азиатка, про которую он бы подумал, что она здесь работает, не будь на ней забрызганного кровью кимоно, а в руках - огромных блестящих садовых ножниц, которыми она мимоходом обезглавила лорда Фотеринга.
За ней шла вторая женщина, выше, и не такая выдающаяся, одетая в сильно замызганное платье в стиле ампир, ее густые жёсткие черные волосы свалялись пучками. Она была слишком бледной, чтобы быть живой, и он чувствовал, что это она была катализатором для волны ужасных существ из плоти, опустошавших игровой зал.
"Туда" указал он "вон те двое".
Люди хлынули в зал, доставая дубинки, ножи и пистолеты, пробираясь к незваным гостям. Он увидел, как не упокоенная девушка получила две пули в грудь, прежде чем один из его людей ударил ее ножом в живот, и опрокинул напротив разбитой барной стойки. Мгновением позже, массивное нечто, которое разбивало игровые столы, добралось до человека с ножом, ударив его обоими гигантскими кулаками, превратило его в красную лужу. Люди, атаковавшие миниатюрную азиатку, каким-то образом, кончили еще хуже. Хотя, она даже пальцев не шевельнула, чтобы защитить себя, из нее вдруг крутящаяся воронка из ужасных образов и лезвий, и и порубила их.
Призраки хлынули через зал, вспарывая животы и шеи, разрывая плоть, как съежившихся светских львов, так и его помощников.
Единственные, кого не трогал этот завывающий ураган, были женщины, в ужасе сгрудившиеся в маленькие островки по всему помещению. Не упокоенная женщина с трудом поднялась на ноги, вытащила нож из своего живота, осмотрела его, пожала плечами, и сунула в один из карманов на своем платье.
Марсель побежал.
Когда дверь в его офис распахнулась, Вард стоял с поднятой тростью-клинком. Он услышал шум и стрельбу, и, на мгновение, подумал, что Генерал-губернатор надул его, и теперь Гильдия штурмует его клуб.
Затем, когда послышались крики, он осознал, что возмездие, наконец-то, нашло его.
Он часто размышлял над тем, что что-то подобное могло произойти, все эти сотни молодых женщин за последние двадцать лет - кто-нибудь, должен был внезапно прийти, и постучать в его двери. Он был удивлен своим спокойствием, когда услышал тяжелые шаги, поднимающиеся по лестнице.
Похоже было, что долго он не проживет, но, по-крайней мере, Эли не было здесь, чтобы разделить с ним эту судьбу. Он унаследует все за своим отцом, и, зная Эли, сумеет за него отомстить. Он достаточно сведущ в семейном бизнесе, чтобы заново восстановить контакты в коридорах власти, и заставить колеса их дела крутиться вновь. Вард свирепо оскалился, подумав, что Серый Властелин не долго будет стоять без дела.
Неожиданно, человеком, ворвавшимся внутрь, оказался Марсель.
"Вон!" крикнул он, захлопывая за собой дверь, и подтаскивая тяжелое кожаное кресло через ковер, чтобы забаррикадировать ее "Вон! Уходите!". Его поведение испугало Варда намного больше, чем звуки, раздающиеся снизу. Он работал с Марселем пятнадцать лет, и прежде не видел, чтобы тот терял самообладание.
"Что? " спросил он, его трость-клинок заколебалась в приступе нерешительности." Что там происходит? "
Огромная семипалая рука пробила дыру в двери, и обхватила Марселя вокруг пояса.
Его компаньон издал ужасную, разрывающую уши отрыжку, когда гигантская рука сжалась, и вытащила его в коридор, снеся большую часть двери, и сломав Марселя почти пополам в процессе.
Потрясенный, Вард отшатнулся назад, сбросив на пол графин с бренди и серебряный поднос, на котором тот стоял, на пол, где бренди, стоимостью в шестимесячный заработок рабочего, забулькал впитываясь в ковер.
Вместо зверского владельца гигантской руки, через разбитую дверь вошла худая и очень бледная женщина.
На ней было поношенное античное платье, в котором дыр было больше, чем материи, и потертые ботинки, забрызганные кровью.
Она с интересом огляделась, осматривая богатую обстановку.
Мгновеньем позже, за ней последовала маленькая азиатка.
Ее шелковое кимоно было пропитано багровой массой, к щекам прилипли пучки спутавшихся волос. В красных до локтя руках, она держала огромные садовые ножницы. Вард перевел взгляд с одной женщины на другую, но не узнал обеих.
Должно быть, у них были сестры среди пленниц внизу, но ни одна из них не выглядела достаточно старой, чтобы иметь взрослых дочерей.
"Привет, Гарт", сказала бледная женщина.
Он мог сказать, что она была не упокоенной, отверстия от пуль и ножевые раны выдавали ее, но в ней было что-то не поддающееся определению, расплывчатая аура призрачной власти, которая давалась ей очень легко.
Он снова поднял свою трость-клинок, сцепив зубы.
"Я знаю, зачем ты здесь, так что избавь меня от речей" прохрипел он "Мне все равно, кто ты. Сестра, мать, тетка, нет никакой разницы. Я знал, что этот день настанет, когда-нибудь".

"У меня есть связи, в существование которых вы даже не поверите. Спрос на услуги, которые я предоставляю, будет всегда, и, даже без меня, наследие Вардов не заглохнет".
Бледная женщина саркастически поаплодировала.
"Миленько. И, под наследием Вардов, как я понимаю, ты имеешь в виду своего сына, Эли".
Что-то холодное шевельнулось у Варда в желудке.
Азиатка, до этого момента, стоявшая молчаливо и неподвижно, сняла с плеч широкий полотняный шарф, и бросила что-то тяжелое на роскошный ковер к его ногам. Гарту потребовалось довольно много времени, чтобы понять, что он смотрит на отрезанную голову своего сына.
"Ох" сказал он наконец, стараясь осознать это новое обстоятельство
"Должна сказать, что обычно я не проявляю такой жестокости" сказала бледная женщина, присаживаясь на край стола, "Я всегда верила в принцип "живи, и давай другим жить", ну, ты понял. Всегда стараюсь найти в любой ситуации положительные стороны". Тут ее голос зазвучал жестче "Но в тебе, Гарт Вард, ничего положительного нет. Ты чудовище, и во имя сотен жизней, которые ты разрушил, я не могу позволить себе такую роскошь, как сострадание. Только не сейчас."
Образ мертвого сына Гарта раздвоился, а потом, расстроился. Он запоздало сообразил, что плачет. Будущее, которое, как он всегда надеялся, будет у его сына, было украдено, низвергнуто, и разрушено этими двумя мстительными ведьмами.
"Давай просто покончим с этим" сказал он, опускаясь на колени, чтобы откинуть прядь волос с открытых мертвых глаз своего сына.
"О, нет Гарт, " сказала женщина, когда ее маленькая компаньонка бесшумно скользнула к нему на своих босых ногах, а челюсти ее ножниц раскрылись"Ты слишком хорошо потрудился, чтобы теперь торопиться".
Уже почти светало, когда Молли и Кираи снова стояли на берегу реки, наблюдая за первыми оранжевыми пятнышками, отражавшимися от поверхности воды.
В конце концов, Кираи убила Варда одним беспощадным ударом, его голова выкатилась из комнаты, и скатилась по лестнице.
Позже, Молли пришло в голову, что ничто из того, что Кираи могла бы сделать с ним своими лезвиями, не причинило бы ему больших страданий, чем созерцание мертвой головы своего сына.
Ей казалось невероятным, что человек, который большую часть жизни похищал, порабощал, и жестоко убивал женщин, оказался способен продемонстрировать такую привязанность к собственному сыну. Хотя, возможно, он на себе прочувствовал ту безысходность, которую он заставлял испытать многих родителей, сестер, и дочерей, и это разрушило его волю к сопротивлению. Молли слишком устала, чтобы дальше об этом думать. В ее волосах засохла кровь, ее лучшее платье было полностью испорчено, и, вдобавок, Филипп по-прежнему с ней не разговаривал. Кираи хранила молчание с тех пор, как они покинули Серый Властелин, и у Молли закралось подозрение, что искупление, которого она искала, побеждая империю Варда, ускользнуло от нее.
"Пожалуй, нам лучше залечь на дно на какое-то время " сказала Молли" Генерал-губернатор не может себе позволить, чтобы его связали с Серым Властелином, но, наверняка, у всего этого будут серьёзные последствия, и нам лучше переждать где-нибудь, пока все не уляжется"
Кираи ничего не ответила, и Молли, в очередной раз, восхитилась способностью ее спутницы давать понять о своем согласии, ничего не предпринимая.
"Ты молла бы остаться со мной" сказала она "если хочешь, конечно".
"Пожалуйста, останься" произнес приглушенный голос из коляски "мне нужно, чтобы кто-то защитил меня от этой помешанной на вязании".
"О, фууу, ты, старый упрямый баран" сказала Молли "Ты выглядел в этом наряде, как маленький джентльмен".
"Кираи, пожалуйста, сообщи этой растрепанной безумице, что я вообще ни на что не был похож" раздраженно возразила коляска "И, если бы в ней была хотя бы частичка таланта, она бы сама это поняла".
Не обращая внимания на Филиппа, Молли положила руку Кираи на плечо "Мы правда, будем тебе рады".? Маленькая азиатка посмотрела на нее своим обычным бесстрастным долгим взглядом, и Молли подумала на секунду, что она откажется от этого предложения, или, что еще хуже, полностью его проигнорирует.
Невероятно, но уголок решительных губ Кираи вдруг изогнулся в крохотной озорной улыбке.
"Чур, я шью" произнесла она.
У Молли заблестели глаза.
"Превосходно! Ты могла бы сшить для него чепчик с кружевами, и, может быть, с бабочками! "
"Нет, не могла бы!" возмущенно крикнула коляска, и улыбка Кираи стала шире.
Они медленно пошли обратно, Молли возбужденно болтала, как вдруг она остановилась, как вкопанная,и схватила Кираи за руку.
"Детский костюмчик морячка!" провозгласила она.
Вопль Филиппа Томберса эхом разнесся по всему городу.

Вечер на скачках.

В первый субботний вечер квартала, был Фестивальный Вечер Открытых Соревнований, и на Ипподроме Малифо царил яркий, эмоциональный, пьяный бедлам.
Если вам хотелось выпить коньяку, или употребить порцию нюхательного табака с богатейшими и наделенными властью людьми Малифо, вы добивались приглашения на в клуб Просперо на улице Старого Шпиля. Если вам хотелось очутиться среди богемы, бархатных плащей, изящных поз, поэзии и политики, кофе и абсента, тогда салоны вокруг Звездного Театра поглотят все ваши свободные вечера. Хотите посетить трущобы? Тогда, вам стоит посетить Конуру Гончей, сразу за границей северной Карантинной Зоны, где таверны и варьете, удовлетворят состоятельных смельчаков, которые желают похвастаться, что бывали в темных закоулках Малифо.
Но, если вы желаете блеснуть своей внешностью, своими бриллиантами, и своим импортным, с иголочки, нарядом для вечеринок, ваш путь лежит на Ипподром на Фестиваль Открытия.
Вы дадите сплетникам повод хорошенько обсудить вас, но разве это не здорово?
Ведь все же хотят знать, кто из молодых грубиянов самым отчаяным образом приставал к дамам, и сильнее всех опозорился, после того как набрался, и какая из обычно скромных светских девушек замечена прогуливающейся вдоль Красного Павильона в платье, вырез которого более подходит для клуба "Суккуб"? И кто призовет друзей расчитаться с долгами после пари, заключенных в пьяном угаре сегодня вечером? И кто ускользнет в предусмотрительно нанятом гиро-экипаже, и от кого он будет ускользать.
По этой причине, люди, называющие этот вечер "ненадежным", притворяются, что имеют в виду скачки. Как будто, они могут кого-то обмануть.
Чарльз Хоффман присутствовал на Ипподроме на Фестивале открытия. Но, он явился сюда не для того, чтобы общаться, выпивать, или сплетничать. Строго говоря, он прибыл даже не на скачки.
Его привел долг.
Он стоял у ограды в ложе Красного Павильона, и посматривал по сторонам. Прямо под ним была запруженная людьми площадка, где завсегдатаи скачек спорили с букмекерами, и начинали хрипло орать, когда стартовал заезд. В другом конце ипподрома был расположен личный Голубой павильон Генерал-губернатора, сегодня вечером его портьеры были опущены, а сам он закрыт, очевидно, Вайсрой не уделял скачкам много внимания.
Три массивные люстры свисали со сводчатого потолка, и вокруг было светло, как днем. Выглядело это впечатляюще. Ипподром не был самым большим строением в городе, но Хоффман считал, что он вполне может оказаться зданием с самым большим внутренним пространством.
Щелчок, раздавшийся от стартовых ворот, отозвался ревом с трибун, и Хоффман подался вперёд, чтобы лучше видеть. Из ворот показалась разномастная группа гоночных конструктов: аналоги животных, арахноподобные, двуногие, у одного было столь большое количество ног, что они свисали по-бокам, как волнистая серебристая юбка.
Чуть вперед вырвалось массивное творение, похожее на ожившие козлы, его ноги опускались с такой быстротой, что сливались в сплошное пятно, а каучуковые копыта выбивали чрезвычайно быструю дробь по паркетным доскам трека. За ним следовала двуногая машина, похожая на яйцо, скачущая на своих куриных ногах, пытаясь оттеснить соперника, не врезавшись в него.
Хоффман вспомнил о скачках, которые видел дома, копыта живых лошадей, с негромким дробным рокотом врезающиеся в дерн трассы, а здесь гонщики прошли поворот, и миновали его наблюдательный пункт, с самым жутким металлическим лязгом и грохотом из тех, что Хоффману доводилось слышать. Он вздрогнул, и украдкой посмотрел по сторонам, но, кроме него, никто не отреагировал. Большинство окружающих его людей кричали и аплодировали, и им некогда было обращать на это внимание.
Прыгучее двуногое яйцо споткнулось на втором круге. У него неплохо получалось бежать по прямой, но повернуть без заноса он не мог. Его массивный соперник теперь сражался за лидерство с ярко окрашенным красно-зеленым арахноподом. Хоффман разглядывал эту новую машину, его глаза сузились, когда она финишировала под возмущенные и протестующие возгласы из толпы.
"Летнее Высокомерие! " провозгласил комментатор.
"Поздравляем Летнее Высокомерие с победой, Луи Байо второй, Вторая Маркиза третья. Победитель Летнее Высокомерие, сконструирован мистером Магнусом Кэмпбеллом, из Механической Мастерской За Брешью, расположенной там же". Хоффман легонько кивнул, ни к кому конкретно не обращаясь.
"Всех участников Трофи в память о Пембруке, просят собраться в сортировочном загоне номер один. Мы напоминаем зрителям, что все ставки должны быть сделаны за пять минут до старта".

Хоффман достал из чехла небольшой бинокль, и наблюдал, как победитель совершает круг почета. Летнее Высокомерие напоминало красно-зеленого паука, это оно обошло козлы-переростка на последних ярдах дистанции. Не удивительно.
Козлоподобный конструкт тратит слишком много энергии на сложную систему трансмиссии для таких длинных ног. Не эффективно и очень небезопасно. Он никогда бы не применил такую схему в своих работах.
Райль, возможно, применил бы. Райль любил валять дурака с разными штуковинами, какими бы непрактичными они ни казались на первый взгляд. Он частенько настаивал, что построенная машина может удивить вас чем-то, что нельзя предсказать, глядя на ее чертеж. И даже когда они не работали, он все равно смеялся и хлопал в ладоши, разглядывая их.
Для Чарльза, постройка механизмов была сопряжена с мыслительным процессом, усердным и отстраненным, но для его брата она всегда была, как радостное приключение. По этой причине, их механики почтительно приподнимали шляпы, когда он заканчивал работу над одним из своих конструктов, но когда своего заканчивал Райль, они подбрасывали их в воздух, и кричали "Ура!"
Хоффман понял, что кусает губы. Слишком много событий произошли с ним за короткое время, чтобы он мог спокойно думать о брате. Слишком много. Он вздохнул, и убрал бинокль в чехол.
Вокруг него, другие зрители похожие бинокли, украшенные затейливым орнаментом, и опирались на тонкие бронзовые или стальные трости. Хоффман на мгновение испытал нелепый позыв убедить окружающих, что его бинокль - не для скачек, а сам он находится здесь по другому, совсем не легкомысленному поводу.
Он посмеялся над собой за этот порыв. Серьезный, до состояния чопорности, как подшучивал над ним Райль.
Как-бы то ни было, то обстоятельство, что он тут по делу, скоро станет очевидно для всех. Это была особенность сегодняшнего вечера. Необходимо было устроить представление для общественности.
Бинокль отправился в небольшой футляр, пристегнутый к тяжелому медному обручу, плотно обхватывавшему его бедра, и Хоффман набросил на него полу сюртука, прикрывая его от посторонних взглядов.
Каждый из его сюртуков, был сшит таким образом, чтобы скрывать очертания тяжеловесного каркаса, поддерживающего его туловище и ноги. Когда он снова перевел глаза на трек, его правая рука скользнула к правому бедру и погладила шершавый край сочленения каркаса. Он вырос с этой привычкой, и теперь это движение стало безотчетным. На большом и указательном пальце правой руки от этого движения, у него образовались мозоли.
На треке появились служители ипподрома в длиннополых халатах цвета хаки, расставляя ярко желтые деревянные барьеры.Интересно. Скачки с препятствиями потребуют изменений в схемах конструктов. Ногам нужно будет придать большую упругость, чтобы выдерживать сильные толчки, наряду с движущей силой, от электронного мозга потребуется большая способность к проприоцепции, чтобы определять правильное положение тела в прыжке, и корректировать при приземлении. Клапаны гидравлической системы не смогут обеспечить равновесие - или смогут? Конечно, у него было время постоять и посмотреть ещё один ...
"Сэр? "
Или, не было. Ну, ладно.
" Да, Демир? "
"Наблюдение за всеми тремя гонками подтвердили Ваши прогнозы. Наша цель больше не записана ни на один забег сегодня, но, пока объект передвигается в пределах Фестиваля, правильнее... "
"Так, он еще не попытался уехать? Подойди, пожалуйста, ко мне спереди, Демир, я не люблю говорить через плечо."
Каркас, который поддерживал иссушенные полиомиелитом ноги Хоффмана, затруднял ему поворот на месте. Люди всегда забывали об этом, видя, что ходит он так же легко, как и все остальные. Райль никогда об этом не забывал. Он всегда естественным образом, не говоря ни слова, согласовывал свои движения с возможностями брата.
"Ты на работе " напомнил себе Хоффман. Горевать будешь дома. Демир передвинулся, и встал перед Хоффманом, возвышаясь над трассой.
Хоффман разглядывал худощавый профиль своего Лейтенанта, потом перевел взгляд вдоль Павильона, отметив устремленные на Демира мимолетные взгляды барышень и кислые мины мужчин. До приезда в Малифо, Демир служил в Оттоманской Республиканской кавалерии, и теперь носил довольно незамысловатый мундир Лейтенанта Гильдийской Гвардии с такой бравадой, словно только что, за углом соскочил с белого боевого скакуна. "Некоторое время, ему пожимали руку и хлопали по спине в кругу победителей" сказал Демир, его тёмные глаза продолжали следить за треком. "Сейчас, он направляется в Партнерский Загон. Он заказал шампанское.
Сержант Аллардек сообщил, что он сказал что-то вроде 'Лучше открывайте закрома заранее, ребятки, сегодня тут много моих друзей'. Наши люди заняли позиции."
Под ними, упали ворота, и стартовал забег в Память о Пембруке. Эти конструкты абсолютно и полностью отличались от прежних: упругие задние шасси, горбатые от массивных гироскопов спины, смонтированные под углом головы, для лучшего восприятия окружающих объектов, усеянные множеством глаз. Они преодолели первый барьер со звуком груды металлолома, обрушившейся на свалке, и устремились к следующему.

Чистая случайность.

Эдвард Крейн пялился в свои карты под неодобрительными взглядами сидящих за столом. Грязные, пьяные отбросы общества, каждый из них. Запах джина распространялся в воздухе, смешиваясь с тошнотворно сладкой вонью сигар, и зловонием, о которой тебе точно не захочется долго и усердно думать. Клиенты этого особого питейного заведения были такими же отталкивающими, как и запах, гнилые отбросы человечества, вышвырнутые в тёмный угол Малифо, впрочем, как и Крейн.
«Ваша ставка, Мистер», одна из рож выскользнула перед ним, полу-улыбка обнажила самоуверенность, а так же целый набор гнилых жёлтых зубов.
Крейн промолчал, сделав быстрый глоток джина, и задумался о том, насколько низко он пал, по сравнению с весёлыми азартными играми и танцевальными залами Нового Амстердама. Это было, словно целую жизнь назад: что-то, что случилось с другим человеком, до того, как он попал в беду и закончил на неверной стороне Разлома, так ещё и с ошейником. Конечно то, что было, то однажды станет историей, года улетают как джин или монеты и не помнил уже и половины лиц тех добродетельных женщин.
Он проводил время в шахтах, усердно работая на Гильдию и, выкапывая их драгоценные руды, вытянул себя наверх за шнурки и сделал имя в Городе как шулер, снова используя те же навыки, что привели его в вышеописанное место.
Так же, как скажет любой картёжник, удача дама непостоянная, и, подняв на самый верх, она бросит тебя вниз, стоит только поверить в себя. Это была та самая форма мероприятий, что помогла ему развернуть свою торговлю здесь, в салуне «Поникшая Роза», находящееся в не самой удачной части Малифо.
«Ты меня слышишь, парень? Ты будешь пялиться на карты всю ночь или ты подкинешь пару монет в этом состязании?»
Крейн слушал картёжника вполуха, просматривая свои карты снова, чёрный джокер подмигивал ему из середины руки, в компании с тремя блеклыми восьмёрками, давая ему почти самую сильную руку, какую он только когда-либо имел, и он уже был готов подкинуть монет. Он не поэтому замер, он намеревался играть с этими людьми всю ночь напролёт, намеренно проигрывая и поднимая ставки, так как это было необходимо, что бы уйти домой богатым. Сейчас, размышляя, на фоне грязи и убожества бара «Поникшей Розы», что-то поднимало волосы на его затылке, что-то, что говорило ему, что, возможно, самое время проиграть и уйти, чем уповать на своё преимущество.
Возможно, это было как-то связано с той женщиной, которая смотрела на него уже час, сидя за барной стойкой, одетой в плотно сидящий корсет и огненно-красное платье, с глазами, которые, казалось, никогда не отходили от Крейна. Она не была одной из девушек «Поникшей Розы» (а он был знаком с больше, чем одной), но было в ней что-то такое, что заставило его выпасть из игры, что-то, что дергалось в его памяти, погребённое где-то глубоко.
Переключившись с размышлений о девке, Крейн снова поглядел на свои карты и на стол. К сожалению, Крейн был из того сорта людей, которые никогда не доверяют своим инстинктам, когда на столе столько денег; маленькая кучка гильдейских потускневших банкнот и один хорошо выглядящий охотничий нож казались стоящим уловом. Это было той самой особенностью, по причине которой Крейн был здесь, в Малифо, и не вернулся обратно в Новый Амстердам, тратить чужие деньги. В любом случае, улыбнувшись, он бросил свою пару оставшихся банкнот в общую кучу.
«Вскрываемся». Его взгляд прошёлся по другим людям, пока часть разума готовилась к неприятностям.
Оставаясь спокойным, его оппонент выложил на стол свою руку и улыбнулся гнилыми зубами, демонстрируя золотые резцы. Пара пятёрок и пара семёрок сопровождались устало выглядевшей королевой. Хорошая рука, но не такая, как у Крейна. Не желая затягивать момент, он опустил на стол свои карты, ожидая, когда самодовольство слезет с лица человека, а поражение вспыхнет в его глазах, прежде чем Крейн потянется за своим выигрышем.
В то же мгновение, настроение в баре изменилось, и, хотя никто не мешал Крейну собирать деньги, он мог ощущать недружелюбные взгляды, сконцентрированные на нём. Так же он осознал тот факт, что был здесь чужаком, ведь большая часть присутствующих были шахтёры или железнодорожники. А те, с кем Крейн играл, и вовсе, несомненно, были членами союза Горняков и Пиромехаников. Он даже был готов поставить деньги на то, что большинство этих людей работают на одном заводе или шахте, и, судя по их внешности и пыли, осевшей на одежде, похоже, они лишь недавно вернулись в город, а значит, расплачиваться своей едва полученной зарплатой, было для них неприятно.
В стороне от членов союза, местные жители притаились в тенях и со злобой глядели из-за ближайших столиков. Алкаши и шлюхи готовились к какому-то бесплатному шоу, судя по выражениям на их лицах, которое должно было вот-вот начаться.
Продолжая распихивать свой выигрыш по карманам, Крейн стал подниматься со стула, намереваясь уйти как можно быстрее, но был остановлен тяжёлой рукой, которая легла на его плечо и вдавила обратно. Поглядев наверх, он столкнулся с взглядом здоровенного шахтёра, с таким же мрачным выражением лица, как и у всех окружающих.
«Мне кажется, вы играли нечестно, Мистер»,- сказал «гнилая улыбка», его жёлтые зубы сейчас были скрыты жёсткой линией рта.
«Хэй, я просто использовал карты по назначению, дружище. Здесь нет ничего, кроме хорошей и честной игры». Крейн снял руку с плеча, демонстрируя свои пустые рукава.
«Я не твой друг, Мистер, и, возможно, ты играл честно. Но сегодня ночью я не хочу проигрывать. Так что ты просто положишь деньги обратно и свалишь, пока у тебя есть на чём».
Крейн понимал, к чему всё идёт. Хотя он и не сильно мухлевал, он играл с этими шахтёрами и заставлял их поднимать ставки до тех пор, пока не показал, что на самом деле может. Похоже, «Гнилая улыбка» посчитал это достаточной причиной, и, используя её как предлог, хотел вернуть свои деньги. Крейн видел только один путь, как выйти отсюда с богатством.
Он метнулся к ножу, торчащему в центре стола, пока «Гнилая улыбка» и его дружки вскакивали на ноги. Его пальцы сжали рукоять до того, как стол был отброшен в сторону. Кто-то врезал ему по челюсти, и здоровяк, который недавно вдавливал его в кресло, попытался его схватить. Крейн не был любителем ввязываться в ссоры (он всегда пытался избегать их в любых местах, которые посещал). Поэтому его первой реакцией всегда была попытка бегства. Покачнувшись от удара и ускользнув от «здоровяка», Крейн упал на пол и перекатился под ближайший стол. Прокатившись по пропитанному пивом полу и избежав пинков от испуганных клиентов бара, он, шатаясь, встал и начал искать спасительный путь, оценив силы противника.
Проталкиваясь между столами, «гнилая улыбка» и «здоровяк» уже были близко, в компании с ещё двумя людьми из-за стола, пока основная масса шахтёров довольствовалась наблюдением. Среди других посетителей Крейн снова заметил глаза женщины, на губах которой появилась кривая улыбочка, словно её всё это веселило. Ближайшим выходом было окно, расположенное полу-сотне шагов, но Крейн не представлял, как там удастся скрытться. Ещё был вариант обойти шахтёров и добраться до входной двери.
Крейн быстро пришёл к мысли, что настало время для новой тактики и, хоть и не любил это, он достал значительную порцию смятых Гильдейских банкнот, часть своего выигрыша, и поднял над головой.
«Сотня любому, кто уберёт этих джентльменов с моего пути!»
Услыхав его призыв, шахтёры помедлили, «гнилая улыбка» ещё раз обнажил свои зубы, пока смотрел на каменные лица своих соратников-рабочих. Тогда, группа завсегдатаев «Розы», сидящие за столом в центре зала, похватали свои трости, а мускулистый мужик, одетый в выцветший пыльник, положил на стойку свой напиток и розу, которую до того держал в руке. Число противников быстро сравнялось с числом шахтёров, к которым присоединились их дружки. Один пьяница разбил бутылку об стол, и словно весь ад вырвался наружу.
«Гнилая улыбочка» и «здоровяк» оказались в самом центре столкновения, а боец в пыльнике ринулся в толпу возле Крейна, разбрасывая всех на своём пути. Между тем, Крейн, пытаясь обойти нарастающую драку, рванулся к двери, надеясь оказаться на улице до того, как его схватит кто-то из шахтёров или ему придётся исполнить своё обещание. Со всех сторон шахтёры врывались в бой, и то, что секунду назад было ссорой между Крейном и другими посетителями, сейчас превратилось в полноценную кабачную драку.
Огибая их, он мог видеть, что не только его «новые друзья» боролись с шахтёрами, другие использовали это как повод свести счёты посреди всеобщего беспредела, а некоторые и вовсе испытывали радость, просто избивая людей. Поблизости шахтёр с паро-аугментированной рукой отправил человека в нокаут, пока двое или трое ребят не подлетели и не сбили его с ног, прямо на обломки стульев и осколки бутылок. В это же самое время, один человек пытался утопить другого в плевательнице, а особенно хитрый пьянчуга залез в бар и пытался выпить столько спиртного, сколько сможет.
Группа посетителей, встав спина к спине, резали и били всех, кто приближался к ним. Крейн случайно поймал взгляд их лидера, жилистого черноволосого парня в погнутом цилиндре. Тот жестоко улыбнулся Крейну и один из картёжников едва успел заметить мелькнувшее на свету лезвие, но опоздал и упал окровавленный на пол. Этот взгляд испугал Крейна больше, чем любые угрозы «гнилой улыбки», и он понадеялся, что сбежит до того, как придётся рассчитываться с эти человеком или хуже того - оказаться у него в долгу.
В отличии от его «спасителя», боец похоже был в рукопашной, как рыба в воде, и Крейн слышал иногда громкие крики и хруст дерева (если это было дерево), что позволяло определить местоположение человека в толпе.
Увидев дыру в толпе, Крейн рванулся ко входу, попутно уворачиваясь от летящих со всех сторон ударов и бутылок, брошенных в его направлении. Прежде, чем он достиг порога, на его пути вылез некто, и гнилая ухмылка возникла перед лицом.
«Похоже, с вас достаточно, Мистер. Верните мне мои деньги».
Взгляд Крейна соскочил с ухмылки на часовой пистолет в руке шахтёра, его ствол смотрел прямо Крейну в грудь. У него и самого был пистолет, спрятанный за поясом, но он знал, что не сможет выхватить его до того, как шахтёр проделает в нём дыру с кулак.
Он развёл руки, стараясь, что бы жест выглядел как можно миролюбивее, и одарил шахтёра улыбкой. Крейн пытался выиграть себе ещё пару мгновений жизни.
«В этом нет необходимости, приятель. Теперь я осознал ошибочность своих действий. Сейчас я просто хочу отдать бумажки тебе и свалить».
«Чёрт, я так не хотел испачкать свои деньги в крови, но, похоже, выбора у меня нет».
Крейн мог только смотреть, как «гнилая улыбка» взвёл курок пистолета и готовился убить его. Выстрел прогремел на весь зал, на мгновение остановив потасовку и заставив многих мужчин рефлекторно нырнуть в укрытия. Крейн и сам вздрогнул от звука, но спустя секунду понял, что ещё жив, а его «убийца» лежит на полу перед ним. За ним стояла та самая женщина, которая следила за ним ранее, с бутылкой в руках, а на потолке зияло свежее пулевое отверстие.
«Быстрее, идиот!» Воскликнула она, схватив его за руку и потащив в сторону выхода. «Ситуация становится ещё хуже, и нам не стоит и дальше оставаться здесь!»
Она была права, шахтёры, решив, что их друг застрелен, сами потянулись за пушками. Когда Крейн и женщина выскочили из «Поникшей Розы», оттуда стали доноситься всё новые выстрелы крики вперемешку со звоном битого стекла и ломающихся досок.
«Постой! Кто ты и зачем спасла меня?» Заорал Крейн, как только они скрылись в холодных ночных улочках трущоб Малифо.
На мгновение женщина оглянулась, бледно-зелёные глаза смотрели с её бледного аккуратного лица, обрамлённого ярко-медными волосами.
«Они зовут меня Иезавель, и я тебя знаю, мистер Эдвард Крейн».
«Так…что от меня хочет одна из девочек «Поникшей Розы»? Или всё дело в деньгах?»
«Эдвард, если бы мне были нужны твои деньги, я бы ещё там просто оглушила тебя бутылкой».
Крейн пытался заглянуть в её глаза, надеясь заметить малейший признак лжи или отблеск опасности, но видел лишь её хорошо-натренированное невинное выражение лица (очень характерное для людей её профессии).
«Ладно…так куда мы идём?» Крейн оглядывался, пытаясь определить своё местоположение и прикидывая, не пора ли смыться, ведь «Поникшая Роза» осталась далеко позади.
«В безопасность. Этот человек, которого вы обманули…»
«Я никого не обманывал. Я лишь позволил ему думать, что я ужасный карточный игрок, а затем вразумил его».
«Как я и сказала, человек, которого вы обманули, был Калебом Мюллером, который, если верить слухам, не только босс в СШиП, но и хороший друг Рамоса и Арканистов».
Об Арканистах Крейн слышал. Опасные маги-террористы с сильными связями в Союзе. Явно не те люди, с которыми стоит сталкиваться.
«Но хуже всего – то, что ты отмочил в конце! Предложив деньги, ты привлёк внимание опасных людей. Тот человек, Финли Роршах, который возглавлял бродяг, гнусный вор, убийца и даже хуже того. А ещё громила в пыльнике- наёмный убийца по имени Максимилиан Дэ Рэ с не менее неприятным характером».
Крейн не был уверен, но казалось, Иезавель становится всё более и более взволнованной, пока перечисляет его новых врагов, словно в конце его ожидало нечто особенное, о чём она торопится сообщить.
«Думаю, дело в удаче. Похоже судьба на моей стороне сегодня».
На секунду Крейну показалось, что он заметил изменение в выражении лица Иезавель при упоминании судьбы, но её лицо тут же вновь приняло беззаботный вид. Он собирался продолжить свою мысль, но она перебила его.
«Так что, думаю, помощь тебе будет не лишней. Надо найти безопасное место и затаиться, по крайней мере, пока они тебя ищут. И поверь мне, они будут! Каждый из них обладает репутацией, а твой обман может серьёзно по ней ударить».
«Я никого не обманул…»
«Да-да, конечно». Она улыбнулась.
«Я тут подумал, раз ты помогаешь мне найти выход из этого лабиринта, тогда ты явно ждёшь часть моих денег, так?»
«Что-то вроде того». Ответила она загадочно.
Даже хорошо вооружённый, Крейн вдруг почувствовал себя страшно уязвимым, словно это не он защищает Иезавель на тёмной ночной улице, а совсем наоборот.
Он последует за женщиной, и пусть непостоянные приливы и отливы судьбы затронут их обоих. Крейн улучил момент и вгляделся в окружающий их ночной город. Малифо, на первый взгляд, ничем не отличался от тех огромных городов на Земле, с извилистыми мощёными улочками, окружёнными опасно-накренившимися, рушащимися зданиями.
Везде были вонь и грязь, которые уже давно стали синонимами слова «человечество», вонь и грязь тысячи душ, вынужденных ютится в тесноте. Лишь приглядевшись, ты замечаешь неземное происхождение кладки, странную архитектуру зданий или иные свидетельства существования культуры, одновременно близкой и далёкой человеческой. Ну а потом ты видишь звёзды. Крейн не любил глядеть наверх здесь, в Малифо, ведь ничто так не заставляло его чувствовать, насколько он далеко от дома, как эти чужие звёзды, скручивающиеся и корчащиеся в незнакомых созвездиях. Вам нужны доказательства, что вы не на Земле? Посмотрите на небо.
И всё равно, не смотря на все странности, Малифо был местом, где человек мог сделать имя, даже упав так низко, как Крейн. Большинство людей в городе были подобны ему, человеческий мусор, вынесенный сюда течениями судьбы, пытающиеся защитить своё прошлое и выковать новое будущее. Продолжая держать Иезавель за руку, пока она вела его тайными улочками, он не мог не вспомнить тех женщин в «Поникшей Розе», снедаемых страхом быть брошенными или потерянными, пытаясь найти свой путь в этом странном мире.
«Беда», прошептала Иезавель, кладя руку ему на грудь.
Крейн пытался разглядеть что-либо во мраке впереди и снова поразился тому, насколько он доверяет этой девушке.
«Сюда! Скорее в проход».
Едва они отступили в арочный проём, как из-за угла вышли двое людей в длинных голубых пыльниках и широкополых шляпах. Сжимая в одной руке пистолеты, а другую положив на рукоять изогнутого клинка, пара мужчин прошла мимо. Крейн сразу признал в них Гильдейских Гвардейцев.
Как только Гвардейцы пересекли центр улицы, в паре метров от которого пряталась парочка, из теней боковой аллеи появились гости. Крейн наблюдал, как свет газовой лампы придаёт теням знакомые, человеческие черты, и признал в них Калеба Мюллера и его дружков. Гвардейцы остановились, заметив тех, но шахтёры продолжали идти как ни в чём не бывало, а их лидер так и продолжал ухмыляться, даже перед лицом двух хорошо вооружённых бойцов.
"Освободите дорогу, граждане," приказал один из Гвардейцев, направив в сторону Калеба ствол пистолета.
Калеб продолжал наступать, по бокам его прикрывали Здоровяк и парень с аугментированной рукой.
"Мы просто вышли на прогулку, офицер. Ищем нашего хорошего друга. Не похоже, что бы вы его встречали, однако он одет в старый дешёвый костюм и путешествует в компании некоей блудницы."
"С дороги!" повторил Гвардеец, делая шаг вперёд и стараясь испугать врагов своим авторитетом. Вот только они не знали, с кем связались. Со своей позиции, Крейн успел заметить, как лицо Калеба приобрело недоброе выражение, а его люди встали в боевые стойки.
"Ох, ладно... Похоже вас двоих ждёт небольшое разочарование, болонки правительства."
Неуловимо быстрым движением, шахтёр с аугметикой рванулся вперёд, дым вырвался из его двигателей, пока поршни одним ударом вышибали жизнь из первого Гвардейца под аккомпанемент треска крошащихся костей. В то же мгновение, Калеб что-то пробормотал себе под нос, творя заклинание, и метнул сгусток голубого пламени во второго гильдийца, заставив его пыльник вспыхнуть.
"Колдовство!" выплюнул гвардеец, продолжая бороться с пламенем на своей одежде, пока его товарищ медленно поднимался с земли, попутно вытаскивая свою саблю. За этим последовало два выстрела, когда Здоровяк и Аугментированный отправляли Гвардейцев на тот свет. Их тела остались лежать лицом вниз на земле, пока Калеб и его дружки отряхивали одежду от крови.
"Терпеть не могу этих Гильдийских мразей. Ну, по крайней мере, эти двое точно подумают, прежде чем снова приходить сюда." Подкрепляя свои слова, он пнул один из трупов.
"Ну а теперь давайте выясним, сможем ли мы найти этого сукина сына, укравшего мои деньги."
Крейн молча наблюдал, как Крейн и компания удалились вниз по улице и, в конце-концов, растворились в тенях.
Долгие минуты спустя, он наконец начал дышать и выскочил из проёма, потащив Иезавель за собой. Увидев трупы, он задумался о том, что бы обшарить их, но тут же одёрнул себя. Двигаясь по улице, Крейн на секунду обернулся в том направлении, куда ушёл Калеб, и отправился в другую сторону.
Парочка продиралась через трущобы и вонючую темноту ночи Малифо, пока Иезавель не вышла вперёд, показывая Крейну новый маршрут.
"Калеб и остальные решат, что ты отправишься либо в Маленькое Королевство, либо в Центр, не сомневаюсь. Однако я знаю короткий путь, который уведёт нас от них и даст возможность вновь увидеть рассвет."
Учитывая, что именно благодаря Иезавель он зашёл так далеко от бара, Крейн позволил и дальше направлять себя, пока сам высматривал признаки угрозы или засады. Даже без излишнего внимания наёмников и шахтёров, это было плохое место для одиноких женщины и мужчины в столь поздний час. Они автоматически становились целью многочисленных воров, бандитов или ещё чего похуже.
Об этом "похуже" он стал задумываться с тех пор, как последовал за Иезавель. Старые сказки оживали в его памяти, а тени вокруг начинали подозрительно шевелиться. Вот что значит "жить в Малифо", месте, наполненном магией, исключительными возможностями и дремлющими силами. Эта магия была первейшей причиной, приведшей сюда Гильдию, подгоняемую ненасытным голодом земных магов. Каждый божий день, поезда развозили работников и осуждённых по Гильдийским шахтам, и каждый день эти же поезда везли обратно руду и могущественные артефакты, давая магам Земли отсрочку.
Крейн не интересовался магией, он, как и многие другие, оказался обделён магическими дарами, которые обретались после прохождения Разлома. Вместо этого, он последовал за мечтой о золоте и триумфальном возвращении домой, а этот город, с его Камнями Душ, мог стать превосходной отправной точкой.
Погружённый в свои мысли, Крейн и не заметил момента, когда всё вокруг утонуло в тумане. Посмотрев вверх, он не увидел неба, а улицы скрывались за непроницаемо-серой завесой. Все звуки вокруг него вдруг стали приглушёнными, одинокие огоньки газовых ламп словно висели в воздухе, продолжая бороться с тьмой.
Он мог отчётливо различить лишь Иезавель, идущую впереди. Её ярко-красное платье было единственным ярким пятном в мире серых и чёрных тонов. Вскоре после того, как они забрели в туман, он заметил, что текстура брусчатки у него под ногами и окружающая архитектура стали меняться. Звуки города тоже пропали, словно весь мир вдруг замолчал, пристально наблюдая за его дальнейшей судьбой.
"Где это мы? Я здесь ни разу не бывал... Ты уверена, что знаешь, куда идти?" Слова Крейна прозвучали как-то странно, словно они доносились откуда-то издалека или вообще были произнесены другим человеком.
В ответ Иезавель только улыбнулась ему и, отвернувшись, указала следовать за ней в пасть тумана. Споткнувшись, Крейн тут же ускорился, так как боялся потерять её. Проходя по странным улицам, он невольно стал замечать, что вокруг стоят лишь полуобвалившиеся фасады, дверные проёмы и окна зияли словно раны на их каменных и деревянных стенах. Один дом привлёк его особенно пристальное внимание. Поднимающийся из тьмы, он светился странным неестественным светом. Похоже, когда-то это была таверна, сейчас сильно обветшавшая, неразборчивая вывеска висела над входом, на ней можно было различить только полустёртое изображение розы. Взяв его за руку, Иезавель вошла во внутрь, всё с той же улыбкой на губах.
"Такова природа людей - всё, что они построят, однажды разрушится. Даже самые великие ваши Империи однажды станут просто далёкими воспоминаниями, погребёнными под тяжестью веков."
Крейн уставился на Иезавель, слова которой были ему непонятны. Пока он шёл за женщиной в глубины строения, в его голове инстинкты вновь стали кричать об опасности.
"Даже этот город, некогда великий и сильный, пал под тяжёлой рукой времени. Человечество ползает среди костей и думает, что сможет вновь придать им жизнь, хотя даже не представляет, чьи они."
"Кто ты?" Промычал Крейн, сбрасывая странное оцепенение, что охватило его.
Продолжая улыбаться, Иезавель погладила его щеку. "Та, кто была в Малифо задолго до вашего появления, и кто останется тут, после того, как вы исчезнете. Судьба привела тебя ко мне, Эдвард Крейн. Рок, который вы носите в своих душах, словно прекрасное пальто или мягкий шарф, привлекает меня."
Крейн снова взглянул на Иезавель, пока она говорила, и с ужасом понял, что в суматохе этого вечера не заметил нечто важное. В этой женщине было что-то странное, словно она была волком в овечьей шкуре, монстром, одетым в кожу женщины. Под покровом её красоты скрывалось тёмное свечение внутренней силы, о которой он лишь слышал краем уха и никогда сам не видел... до этих пор.
Слово зародилось в глубине его горла и исторгнулось наружу трясущимся голосом. "Нерождённая".
"Да, Мистер Крейн, это слово подходит лучше других".
"Где я? Зачем ты привела меня сюда?"
"Ты разве не узнаёшь останки того города, что вы разграбили? Мы здесь, в так называемой "Карантинной Зоне", куда даже ваша хвалённая Гильдия опасается ступать. Разве не в подобном месте стоит искать свою судьбу, изменять её и возвращать утраченную удачу?
"Моя судьба - только моя. Она не принадлежит больше никому."
"Тогда, сыграй со мной, Мистер Крейн. Измени свою судьбу. В конце-концов, ты здесь именно поэтому."
"Нет." Крейн вытащил из кармана свой пистолет и попытался выстрелить в Нерождённого. Прежде чем он успел взять её на мушку, крепкие ногти Иезавель сомкнулись вокруг его рук и ног, вывернув пистолет и пригвоздив тело к стене. С ужасом Крейн наблюдал, как десятки Нефелимов материализовывались вокруг руин дома, их ужасающие облик состоял из кожистых шкур, клыков, когтей и пары горящих красных глаз.
Игнорируя попытку Крейна убить ее, Иезавель достала колоду карт и жестом приказала парочке Нефелимов тащить человека к единственному уцелевшему столу.
"Одна карта, Мистер Крейн. Одна карта, что бы доказать свою удачливость. Одолей меня, и я покажу тебе дорогу домой, проиграй - и твоя душа станет моей."
Крейн посмотрел в глаза Иезавель, полные нечеловеческой ненависти к людям и странного удовлетворения от его бессилия. Однако, Крейн всегда был азартным игроком, и даже полоса неудач не могла изменить этого. Как только Нефелим ослабил свою хватку, он подошёл, вытянул карту и бросил её на стол. Червовый король уставился на него, подарив надежду, которую Крейн уже потерял.
"Я выиграл." Освободившись от Нефилимов, молча ожидавших приказа своей госпожи, Крейн начал пятиться к двери.
"Нет, я так не думаю мистер Крейн". Иезавель пронеслась через комнату в мгновение ока, противореча своему человеческому облику и вонзила когти в грудь Крейна.
"Мгновение надежды - пикантная приправа. Это не твоя счастливая ночь."
"Но я побил тебя! Я выиграл. Ты сказала... сказала моя удача придет, это благоприятный момент которого я ждал, который я искал."
Чудовища окружили его, облизывая губы и ухмыляясь так, что были видны острые зазубренные клыки.
"Ты не знал мистер Крейн? Только плохие вещи случаются здесь, в Малифо."

Врачебная тайна.

Даже при солнечном свете, было что-то такое в Лечебнице, что заставляло мурашки бегать по коже. Пустые комнаты пропитались запахом страха, который остался от прежних обитателей. Свет полной луны пробивался сквозь деревья и решётки, создавая на полу пугающие рисунки. Ноги пациента выплясывали какой-то безумный танец, пока двое санитаров тащили его под руки в камеру. Он пел грязную застольную песню-лимерик своим лунным товарищам, нестройным и срывающимся голосом. У мужчины были тёмные кудри и зелёные глаза, которые были настолько яркими, что, казалось, светятся в тускло освещённом коридоре.
«Где он подобрал этого?» Один из санитаров распахнул дверь, а второй втолкнул больного достаточно сильно, что бы он упал на пол. Эти двое отобрали его ботинки и вещи. Он выглядел маленьким и хилым в колючей униформе, которую носили все пациенты.
«Где-то в Трущобах. МакМорнинг сказал, что он просто стоял там возле какого-то трупа», санитар закрыл дверь, «разговаривал сам с собой».
Ключ провернулся с громким клацаньем. Они открыли маленькое окошко, установленное в двери, что бы, ухмыляясь, ещё разок взглянуть на него. «Он убил его?»
«Это была женщина, но нет. Чет сказал, что её застрелили. А у этого не было при себе никакого оружия. К тому же на нём нет крови».
«Может она была его женой, или что-то в этом роде?» Санитар захлопнул окошко, и их голоса стали еле слышны. Пациент продолжал нарушать тишину нестройным пением.
«Это похоже на орущую кошку в шляпе». Санитары знали, что он может петь в нужной тональности, но, похоже, он просто пытался делать это как можно громче, не заботясь о качестве. «Я не знаю, как долго ещё смогу это выносить, Джеб».

Несмотря на все законы мироздания, пациент пел уже примерно две недели. Он скандировал с утра, ревел днём и бормотал, пока спал. Всегда в одном ритме, одну песню.
«Похоже, что в ближайшее время он не собирается затыкаться». Стражник ударил по двери, но не добился желаемого результата. Здесь, в Лечебнице Шмидли, никогда не бывало по-настоящему тихо.
Больной прислонился к стене, продолжая петь, стянул с кровати одеяло и сделал нечто, похожее на гнездо. «Засунул в её тайное отверстие, е!» Он засмеялся, и звук был даже хуже, чем его пение. Всё ещё смеясь, он встал и перенёс одеяло к двери, откуда он мог выглядывать через узкое оконце. «Йооохоо…» он просунул одеяло через уголок решётки и помахал им перед санитарами. «Мы тебя слышим, малыш».
«Беннет, не смотри на него», прошептал Джеб, но было слишком поздно.
Глаза пациента были дикими и, он мог поклясться, светились! Бэннет же был просто счастлив, что тот, наконец, перестал петь. «Ляг и заткнись, доктор ещё не пришёл».
Больной знал это. Он всегда знал, когда Шмидли был здесь. Ян Шмидли разработал новый метод лечения. На фоне громкого пения всегда раздавались не менее громкие крики. Говорят, некоторым даже помогло.
Пациент был одним из них, но добрый доктор этого не знал. Он не мог знать, что крики других пациентов наполняли его ликованием. Сейчас их боль пробегала по его телу, вызывая приятные воспоминания об убийствах.
Он втянул одеяло обратно и уселся на пол, вытянув свои длинные ноги. Впервые с того момента как он прибыл, Больной задумался о чём-то находящемся вне этих стен, о чём-то отличающимся от его песен. «Молли детка, у нас тут маленькая милая задачка». Потом он хохотал и хохотал.
Стражи переглянулись и Джеб сказал. «Это не похоже на его обычное пение». Бэннет пожал плечами. Он не был так уверен.

«Не сейчас», пропел Дуглас МакМорнинг, когда посмотрел на неё через еле открытую дверь. Его единственный видимый глаз метнулся на её бледные руки, а потом вернулся к лицу. Она смогла заметить мужчину в маске и роскошной одежде возле него. «Тебе повезло, что он так занят мёртвым мужчиной на моём столе, что не обратил внимания на мёртвую женщину в прихожей» прошипел он, захлопывая дверь прямо перед её носом.
«Он с Секретарём». Себастьян, ассистент дока, не смотрел на Молли Сквипэйдж, пока говорил. Так он был занят расчленением тела Гильдейского Стража. Последняя атака Арканистов унесла двоих, и этот уже был опознан. Если же он не поторопится, гора трупов рядом с его рабочим местом, которая уже включала три тела, будет расти и расти. «Можно тебя побеспокоить?»
Молли подняла на него взгляд и потом пересекла комнату, что бы помочь держать ноги трупа. Пила завизжала и криво сломала кость. «Не проще ли было бы разрезать на коленке?» Пила снова взвыла, и Себастьян наконец-то отрезал бёдра. Нога соскочила со стола, и Молли слегка надавила на пятку в её руке, позволяя крови стечь в сток, пока колено слабо покачивалось.
Жизнь стала другой, после смерти Шеймуса. Слеза Горгоны, которой она пыталась его возродить, была той самой причиной, по которой Молли отличалась от других Красоток. И теперь она боялась, что, без камня в руке, станет немногим больше, чем высохшая шелуха. Беспокойство только усилилось, когда он бросил её глубоко в Карантинной Зоне. Глубокий кашель сотряс её тело, забрызгав свободную руку кровью и слизью. Она огляделась, а затем вытерла её об вторую ногу Гильдейца. Это не было проблемой. Проблемой был Шеймус.
Здесь была ещё одна дверь в стене. Толкнув её, Молли увидела женщину, которая, всхлипывая, сидела над убитым Стражем. Никто не беспокоился так сильно, когда она умерла. Она помнила часть своих похорон, когда все стояли вокруг, обсуждая, как это ужасно, что она была убита, и какая это трагедия. А потом восклицали «Нет, не убивай меня!». Ладно, последняя часть была мало связанна с горем.
Дверь закрылась с тихим стуком, и она снова повернулась к Себастьяну. «Вы не могли бы передать доктору, что я позаимствую некоторых из его друзей?» Нога в её руке вызвала внезапное искушение: вот крику будет, когда она закинет её в комнату к женщине. Шеймусу бы это понравилось, будь он здесь. Но его не было рядом уже два месяца, с тех пор, как его увели, как раз после инцидента с той девушкой, Кэссиди.
Они охотились за «свежей кровью» и нашли девушку, пытавшуюся продать цветы в трущобах. Было даже лучше для нее умереть. Молли верила в это. Но потом что-то пошло не так. Шеймус начал бормотать нечто, что даже она не могла понять. Он уронил свой пистолет, так как ему требовались обе руки, что бы совершать странные пассы в воздухе. «Кто-то идёт», прошептала она. «Шеймус…» Но он не слышал её. Она догадалась не оставлять с ним орудие убийства, когда два Гильдейских Стража вышли из-за угла и метнулись к ним. Она подхватила пистолет и скрылась вместе с Красотками в закоулке, наблюдая оттуда, как они уводят её Шеймуса.
«Да, мэм, я так и сделаю». Себастьян кивнул больше раз, чем было необходимо и забрал у неё ногу, бросив её в кучу к остальным частям, которые пригодятся МакМорнингу в исследованиях. «О. Молли, и не забывай, что ты мертва».
Молли улыбнулась ему и достала голову Филлипа из кучи останков. «Тебе что-то приглянулось?» Филлип начал было говорить, но Молли быстро запихала его в платье в районе груди, уткнув лицом в ткань. Неважно, что он пытался сказать - наружу вырвалось лишь едва слышимое невнятное бормотание. «Что же, эта не так плоха».

«Есть мысли, кто он такой?» спрашивал Джеб почти каждый день.
Беннет выдохнул и покачал головой. «Никаких, с тех самых пор, как ты спрашивал это в прошлый раз. Послушай, они послали сюда того парня от Корронера, верно? Того, который идентифицирует людей?» Бэннет продолжал убеждать Джеба. «Если уж и он не узнает, тогда больше и некому».
Джебб устало посмотрел на него, «Похоже, он его всё-таки знает».
Бэннет одарил его суровым взглядом, «Но зачем ему лгать об этом?»
«По той же причине, по которой это делает доктор Шмидли. Док, похоже, в самом деле, его знает, он был так ужасно счастлив. Он сказал, что это «интересный экземпляр», и улыбнулся так широко, как никогда прежде».
До них вдруг дошло, что пока они болтали, пациент вёл себя невероятно тихо. Сперва они даже обрадовались, но пауза слишком затянулась.
Джеб глянул на Беннета, когда они проходили мимо его камеры, но спутник лишь пожал плечами. «Мы почти закончили. Что бы он ни делал, это может подождать до тех пор, пока не придёт другая смена».
Джеб сомневался. Он остановился и открыл решётку на двери, что бы осмотреть камеру. Его голос прозвучал визгливо, когда он заорал, «Беннет, он пропал!»
«Подвинься». Беннет наклонился, пока, наконец, не смог заглянуть в маленькое оконце. Джеб был прав, не было никакого следа пациента. «Шмидли нам головы оторвёт!»
Пока он копался со связкой ключей, плеть, свитая из одеяла, пролетела через решётку и обвилась вокруг горла Беннета, притянув его к двери. Джеб заорал, но они кричали на пациента месяцами.
Никто не пришёл на помощь, пока он парализовано смотрел, как умирает Беннет.

Они представляли из себя достаточно странную группу, но, по сравнению с другими вещами, творившимися в канализациях, это было абсолютно нормально. Молли шла впереди со странным мешком, который изредка бормотал что-то насчёт укачивания. За ней шли две оставшиеся Красотки, а так же клыкастый зверь, у которого было три головы. Ну, то есть, было раньше. Одну голову он благополучно потерял в некоем инциденте, и ей было жаль бедняжку, ведь он сидел в клетке и весь день ждал МакМорнинга, который поставил его на ноги. В самом конце в одиночестве шёл автомат, который стал следовать за ней с подвала Октавиуса Холла, его паучьи ноги стучали по булыжникам, словно нетерпеливые пальцы по столешнице. Шеймус бы это оценил.
«Келли, девочка, я думаю, мы уже недалеко». Молли покачала головой из стороны в сторону, пародируя своего мастера, но, похоже, что Красотка не поняла. «Это означало, что пора остановиться. Ты что - ненормальная?» Говорить, как Шеймус оказалось сложнее, чем сперва казалось, и вызвало у неё спастический приступ кашля, который закончился лишь, когда она выплюнула на землю большой комок кровавой слизи. К счастью, Красотки слушали её и раньше, поэтому они остановились прямо под люком, вместо того, что бы идти дальше по трубе в поиске своей смерти. «Вот только, насколько недалеко?»
Молли взобралась на самый верх лестницы, замерев сразу под люком, и распахнула тяжёлую сумку. «Ты пытаешься расколоть мою голову?» требовательно спросил Филлип, когда показался из сумки. На его лбу красовался странный отпечаток от других предметов, лежавших в сумке.
«Далеко ли психушка?» Молли ухватилась за лестницу одной рукой и высунула голову Филлипа из люка другой. Если бы он ещё мог чувствовать боль, то сейчас бы она пронзила его с невероятной силой. Впрочем, сейчас не время для размышлений, тем более, что тяжеленный люк давил на его голову. Он видел всё под углом, но этого было достаточно. В следующее мгновение он выскользнул из руки и упал на грязный пол канализации. Когда он перестал катиться, Филлип увидел Молли, которая лежала на земле как раз под лестницей. Странная некро-машина подталкивала её одной из своих лап с когтями/шприцами. «Мы прямо за воротами», сказал он.

Было невероятно приятно снова вернуться в норму. Когда он приказал усопшему духу Беннета подчиниться его воле, тело содрогнулось и поднялось на ноги. Шеймус рассмеялся, когда мёртвый санитар обернулся к своему напарнику, заставив того замереть от ледяного ужаса. Единственным его сожалением было то, что мёртвый Беннет не осознавал свою силу и мало что оставил от Джеба.
Зомби пошарил вокруг и наконец, нашёл ключ. Шеймус был свободен. Он понимал, что одетый лишь в робу пациента, далеко не уйдёт. Тогда некромант решил «позаимствовать» кровавый мундир Джейба, но замялся. «Ты только не подглядывай, парень».
Основной уровень был недалеко, но у них это заняло примерно час, так как Шеймус останавливался возле каждой двери, что бы узнать, кто прячется внутри. Когда же он достиг выхода, его окружал новый гарем, хотя некотрым из них и не помешала бы новая одежда.
Насколько он помнил, в основном зале было около дюжины охранников. Зомби, которых он поднял, будет недостаточно, но, если повезёт, они хотя бы смогут отвлечь их на себя, позволив ему ускользнуть. А если ему ОЧЕНЬ СИЛЬНО повезёт - она тоже будет здесь…
Он высунул голову за угол, затем выглянул целиком и засмеялся. «Молли, о чём ты думала, когда притащила сюда такое?»
Молли посмотрела на него, затем на огромного шаляй-валяй зверя, «позаимствованного» у МакМорнинга. Большинство стражников были мертвы, на некоторых красовались гноящиеся раны от клыков твари. Другие были покрыты ожогами кислотой, которой он плевался. «Я подумала, ему не помешает прогулка». Она полезла в свою сумку и, спустя какое-то время, выудила его пистолет.
Лицо Шеймуса расплылось в улыбке, а сам он метнулся к своей любимой игрушке. Один из Стражей застонал и пополз в сторону, глядя на них. Он беззвучно хрипел о помощи. Шеймус поднял свой пистолет и выстрелил.

Голос в голове шептал. Каждое убийство успокаивало его, но он всё ещё мог её слышать, слышать шёпот Горгоны. Что-то из её слов было полезным, способы поднимать нежить, которыми он никогда не пользовался. Но было бы глупо слепо ей подчиняться.
«Есть ли ещё что-то полезное в этой сумке, ради чего ты её таскаешь?» Он пристально уставился на Молли, пока вокруг них город погружался в прохладу ночи.

Мятеж.

Тьма и холод налетели на Малифо без предупреждения, и не всякий камин мог совладать с таким сильным морозом. Последние лучи солнца скрылись за горизонтом, и газовые фонари, зажженные караульными, озарили мостовую. Генерал-губернатор рывком открыл двери в своём кабинете и вышел на балкон, что опоясывал верхний этаж его поместья.
Резиденция была построена на скорую руку преимущественно из материалов с Земли. Для поселенцев, направляющихся от Бреши к Малифо, поместье было символом власти и могущества Генерал-губернатора. Поместье располагалось на холме рядом с главной дорогой, возвышаясь над городом. Новоприбывшим в этот мир открывалось два колоссальных зрелища по обе стороны дороги: смутные очертания поместья Генерал-губернатора, напоминающие им одновременно о родном мире и о человеке, что укротит это место, и Дерево висельника, легенда о котором достигла самой Земли. Дерево напоминало обычных представителей местной флоры, тем не менее, было выше любого другого дерева, нависая даже над высокими дубами. Кора Дерева висельника была гладкой, темно-серого цвета. Весь ствол вплоть до голых ветвей был покрыт острыми наростами. Силуэты верёвок и тел раскачивались во тьме, а за холмом всё внимание захватывал великолепный город Малифо, чьи зловещие постройки вздымались перед новоприбывшими.
В этот поздний час ни один поселенец не направлялся в город, и, тем не менее, у Генерал-губернатора имелись дела, не терпящие отлагательств. В миле отсюда у подножия покатого холма факелы вздымались в руках толпы. Люди собирались перед блокпостом Гильдии, преграждающим вход в город. Толпу направляли крики, доносившиеся издалека. Это были призывы к мятежу. «Лейтенант», - приказал Генерал-губернатор одному из стражников, стоящему позади. – «Докладывайте!». Вместе с его дыханием вырывались облачка пара.
«Сэр», - ответил стражник, делая шаг вперед. – «Толпа преимущественно состоит из шахтёров, а также поселенцев, симпатизирующих их требованиям. Их около шестидесяти. Наша разведка не смогла выявить эту атаку на стадии планирования».
«Конечно же, не смогла. Надеюсь, Гофман сможет это изменить». Генерал-губернатор говорил о своем новом сотруднике. Ему была предложена высокая должность, дабы прекратить нонсенс, что стоил Гильдии большого числа ресурсов и человеческих жизней, но более всего контроля над населением.
Генерал-губернатор мог наблюдать за перемещениями факелов, пока люди двигались вдоль гильдейских зданий на северной стороне города. Толпа предвещала ночь убийств и разрушений. Мятеж. Он был в безопасности на балконе своего поместья. Костяшки пальцев побелели, когда он вцепился от возбуждения в резные перила. Не было сомнений в том, что все его поручения будут выполнены, а порядок восстановлен, но эта толпа была для него сообщением. Сообщением в тоне, который никто не мог себе позволить. Эти бунтовщики послужат всем примером. Он часто инструктировал своих Маршалов, что кровавый пример – хороший учитель.
Теплый свет, исходящий от камина в кабинете Генерал-губернатора, освещал его плечи. Вокруг него были четыре зловещие тени. Одна из них вышла вперед. Подбитые железом каблуки лязгали на деревянном полу, напоминая цоканье подкованных копыт. Губернатор продолжал пристально смотреть за толпой. К этому моменту бунтари мобилизовались и теперь маршировали по мощеным улицам города.
- Капитан Гидеон, - сказал он.
- Сэр. Я и мои люди можем немедленно выехать, перехватим толпу, прежде чем они что-либо сделают.
- Я не сомневаюсь, что сможете, капитан. Только стражники уже направляются навстречу этому нонсенсу, а для нас настало время обговорить последний пункт контракта, который мы обсуждали ранее.
- Да, мой контракт. Я признателен Вам за ту возможность, что Вы… эмм… предоставляете моей семье, сэр. Там, на Земле, нам бы не помешало…
Генерал-губернатор прервал его:
- Эта толпа, капитан Гидеон. Что бы вы с ней сделали?
Гидеон проследил за его взглядом до города и толпы, марширующей между гильдейскими бастионами на входе в Анклав Гильдии. «Они простые люди. Испуганные. Злые. Отчаянные. Они готовы на все, чтобы изменить обстоятельства, которые не понимают».
«Да», - сказал Генерал-губернатор рассудительно, - «Вы можете понять такое отчаяние, разве нет?» Гидеон не ответил, тем не менее, можно было услышать скрежет его зубов. Губернатор продолжил: «Они злятся потому, что мы бросили их товарищей и друзей в северных горах».
Гидеон кивнул.
- Ледяная ведьма. Я слышал. Уверен, Охотники на ведьм в скором времени придадут её в руки правосудия. Мы сможем снова открыть горный проход , спасём шахтёров, оставшихся там.
- К черту шахтёров.
- Сэр?
- Эта проклятая неестественная буря перекрыла все перевалы на мили вокруг. Те шахтёры уже мертвы или скоро будут. Капитан, дайте оценку этой ситуации.
Закалка Гидеона не допускала колебаний.
- Верное решение. У неё есть преимущество, и погода явно на её стороне. Потеря небольшой группы шахтёров не достаточно существенна, чтобы отправлять на смерть еще больше стражников и Охотников на ведьм.
-Очень хорошо, Капитан. А что с толпой внизу?
- Мы их разобьём. Протестующие разбегутся, а лидеров мы допросим.
-Потери?
-Минимальные, но мы сделаем все необходимое.
Генерал-губернатор кивнул.
- Все необходимое, - согласился он, - Вам не кажется, что эта толпа очень хорошо организована?
-Да. Вооружена. Целеустремлена.
-Нам не удалось внедрить оперативников в их ряды. Они слишком хорошо организованы и слишком хорошо дисциплинированы. Гораздо лучше обычных протестующих. В их передвижениях прослеживаются четкие цели, конкретные и просчитанные цели. Правда, меня беспокоит не их способность к организации, а их стойкость. Даже под безжалостными пытками Судьи и энергичного палача, нам не удалось никого сломать. Как это понимать, капитан?
Вопрос был задан с целью проверить суждения Гидеона, и, как и в прошлый раз, капитан ни минуты не колебался:
-Абсолютная верность сильному лидеру. Преданность. Главы Профсоюза?
-Что-то большее. Должно быть что-то еще.
-Как с армией. Чтобы победить вражеское войско, нужно либо разбить солдат, либо уничтожить командную структуру.
-Так это солдаты сражаются с нами?
-Шахтёры. Нужно найти их лидера.
-А потом?
Гидеон ответил просто:
-Убить.
Генерал-губернатор улыбнулся, все еще не отводя взгляда от акта, неповиновения разворачивающегося внизу от долины и до самого города.
-Так просто?
-Это необходимо. Свести потери к минимуму. Закончить конфликт. Показать, что будет с остальными бунтами, чтобы они больше не повторялись.
Генерал-губернатор взмахнул рукой, жестом отпуская остальных. Они вышли через кабинет, и Губернтатор отвернулся от толпы, направляющейся к его блокпостам. Гидеон, тем не менее, не мог отвести взгляда от бунта, разворачивающегося внизу, сожалея о том, что он не мог быть там.
- Похоже, нас свела сама судьба, капитан. Ваша семья в нужде: ваша жена все еще на Земле. Вы обратились ко мне, даже несмотря на моё нежелание брать на работу наёмников для моей срочной небольшой миссии, сами попросились на эту работу. Я полагаю, следует использовать термин «отчаяние»? – Гидеон беспокойно переступил с ноги на ногу. – Поэтому-то нам и повезло, что судьба свела нас вместе. Мы сможем помочь друг другу. Вы будете работать вне гильдийской юрисдикции. – Гидеон кивнул. – Есть одна девчонка. Проститутка. Я хочу, чтобы её устранили.
- Девчонка, сэр?
-Кираи Анкоку. Днем она работает садовницей. Убейте её.
-Садовница? Проститутка? Цена нашего контракта – одна девчонка?
- Если успеете выполнить задание до следующего заката. Аккуратно.
Гидеон кивнул и отправился на поиски проститутки по имени Кираи Анкоку.
Огонь освещал северный периметр города, быстро и жадно поглощая окружающие здания. Огонь распространялся по блокпосту, пока стражники пытались совладать с теми, кто принес огонь, а не с ним самим. Генерал-губернатор расстроенно выдохнул. Облачко пара окружало его, пока он смотрел, как горит здание.
Вдали послышалось эхо выстрела.
Эта ночь стала настоящим адом для всех гильдийцев: им приходилось убивать протестующих. Шахтёры пришли в сумасшедшее неистовство: размахивая факелами, они пытались скормить ненасытному пламени как можно больше зданий города. В противоположность разъярённой толпе с факелами гильдийские маршалы сохраняли хладнокровие, действуя с хирургической точностью. Они методично загоняли протестующих в узкий проулок, чтобы перебить всех в перекрестном огне, ведь легче было отнять жизнь у шахтёров, чем унять необузданную ярость толпы.
Три здания были объяты огнём. Форпост гильдии горел. Давление внутри здания выбило окна, и всё строение стонало, пока огонь пожирал несущие конструкции. Пожар не просто спалил здание, фундамент тоже не выдержал, и вся конструкция скрылась под поверхностью. Мостовая по периметру здания также обвалилась. На месте форта осталось только гигантская дыра. Камень скрежетал о камень, пока вся постройка проваливалась в зияющую пропасть разветвленной системы стоков. Горящие здания по обе стороны от пропасти постигла та же судьба, и, если подземные коммуникации поддадутся, то в выгребной яме окажется целая секция города.
Гильдийский сержант запрыгнул на кучу щебня рядом с каверной, на его глазах горящие остовы зданий проваливались прямо в стоки на несколько этажей вниз. «Окружай! Тесни! Они не разрушат город! Не в мою смену!»
Бойцы бросались в промежутки между столпами пламени, из-за дыма они не могли различить других стражников и своих противников. Вперемешку раздавались выстрелы и крики, отражаясь эхом от стен высоких зданий. В течение считанных минут смежные с гильдийским фортом дома обрушились. Горожане, не имеющие отношения к мятежу, также были здесь. Передавая друг другу ведра с водой, они отчаянно пытались остановить пожар. Некоторых по ошибке убивали стражники.
Несмотря на сокращающееся число самих шахтёров, градус безумия только поднимался. Их голоса были словно хор, воспевающий добродетель Союза и клеймящий правление Гильдии. Их целью теперь была месть, демонстрация преданности своим брошенным товарищам. Огненная смерть, которую они несли офицерам Гильдии, по их мнению, была всего лишь печальным происшествием по сравнению с участью тех, кто попал в руки каннибалов, о которых говорилось в слухах.
Неразбериха продолжалась, пока ее не прервал крик маленького мальчика, раздавшийся в самом центре конфликта. Каждый поселенец Малифо знал, что защита от вторжения нерожденных была эфемерна, а желание помочь ребенку было велико. Словно по молчаливому джентельменскому соглашению насилие прекратилось,а гнев угас. Все хотели защитить по-настоящему невинное существо, подвергнутое опасности из-за безответственности взрослых.
Понадобилось некоторое время, чтобы найти плачущего малыша. Он рыдал посреди улицы, прижимая к груди исцарапанное колено и покачиваясь взад и вперед. Длинные светлые волосы закрывали его лоб и лицо. Никто не видел, как появился мальчик, как будто бы он просто материализовался посреди улицы.
«Эй, парень», - сказал один обеспокоенный старик, быстро приближаясь к ребенку, - «надо бы отвести тебя в безопасное место».
«Что?» - спросил ребенок сквозь беззвучные всхлипы.
«Пожар», - торопливо ответил старик, указывая на горящие здания, до которых было рукой подать. Затем он указал на разбушевавшуюся толпу рядом с ними. «А эти люди дерутся между собой!» - его голос стал неприветливым, и он собрался схватить мальчишку и отнести его к глупым родителям, что привели ребёнка прямо в этот сумасшедший дом, но стоило ему протянуть руки, как ребёнок отшатнулся.
Малыш убрал волосы с лица и осмотрел окружающих взглядом, в котором читалось замешательство и боль. «Почему они все смотрят на меня?» - спросил мальчик. На его лице отразилась паника, когда он понял, что не знает, где находится.
Внезапно выражение испуга на его лице сменилось гневом: «Перестаньте на меня смотреть!»
Старик повторил: «Пойдём, давай», - в его голосе читалось нетерпение. Мальчик снова отшатнулся, когда рука старика схватила край пижамы.
Ребенок в гневе закричал на него: «Я сказал, перестань на меня так смотреть!» Могущественная магия отразилась в глазах малыша, никто и представить себе не мог такой силы в таком маленьком мальчике. В приступе гнева он закричал: «Прекрати на меня смотреть!» Сами основы мироздания подчинялись этому ребенку, черты лица старика исказились. В одно мгновение его глаза исчезли, а на их месте осталась лишь гладкая кожа. Старик задрожал и упал на землю, в ужасе он пытался найти свои глаза на теперь уже безглазом лице.
Все озирали происходящие в полном смятении, о бунте и вовсе забыли. Один стражник, тем не менее, выступил вперед, дабы напомнить всем, кто здесь представитель власти. Он собирался одним махом продемонстрировать свои лидерские качества и передать аномалию Соне Криид. Стражник поднял своего Миротворца, направил в спину ребёнка. Пусть он и боялся невероятной мощи мальчика, он все же надеялся сам напугать ребёнка, принудить его к подчинению через страх. Хотя, приблизившись к малышу, ему пришлось остановиться, когда дитя внезапно обернулось к нему. Мальчик общался с кем-то, кого никто не видел.
«Я устал от этой игры», - сказал мальчик пустому месту слева от себя.
«Мне больше не весело! О, да, так лучше! Можно сделать и так!»
«Сделать что?» - спросил стражник, которому вдруг стало очень неуютно при взгляде на озорную улыбку мальчика. Пистолет в его руке начал дрожать. Выстрелить в ребёнка было для него чем-то из ряда вон. Сомнения были его величайшей ошибкой.
Мальчик повернулся, обращаясь к другому воображаемому другу справа от себя. «О, Хорошая идея!» Стражник осторожно отступил назад. «Розовые летающие кони?» - спросил мальчик с отвращением, - «так не пойдет, я же не девчонка. Никаких радуг и феечек ! Никаких девчачеств. Буээ». Он повернулся к другому собеседнику, глаза загорелись: ”Эта идея лучше!” - сказал он, кивая. «Гораздо лучше! Только мы будем играть в монстров или в догонялки? Все сразу?» - он еще раз кивнул и обратился к людям вокруг. «И так, друзья, сначала я буду монстром. Когда я вас ловлю, вы выбываете, ВЫ-БЫ-ВА-ЕТЕ!»
Пожар отбрасывал длинные и глубокие тени в проулках между зданиями. В этих тенях появилось множество мерцающих глаз. Они горели красным и желтым, быстро обретая форму и становясь плотнее. Сотни кошмарных фигур обрастали плотью.
Чернильно-черное щупальце вырвалось из тьмы проулков и оплело стражника, отчаянно желая обезопасить ребенка. Все больше и больше скрюченных и длинных конечностей вырывалось из тени, они были похожи на канаты, сотканные из тьмы. Хватая стражника, они легко отрывали его конечности от тела. «Поймал!», - ликующе закричал мальчик, - «Он выбыл, а теперь поймаю всех остальных! Я - монстр! Меня зовут Господин Кусака!» Ребенок побежал в сторону кричащих и сбившихся в кучу шахтёров. Вокруг них кошмары становились явью, выкатываясь бесконечной волной из тени.
Коренастые твари с зубастыми ртами пытались сожрать людей, пока обладатели щупалец хватали и обездвиживали окружающих. Еще минутой назад эти люди сражались между собой, теперь же в хаосе разбегались в разные стороны, стреляя во все подряд или же отшатываясь от любого движения. Толстые существа из мешковины и странные гуманоидные существа, что напоминали гротескные пародии на гигантских кукол, ловили своих жертв и отправляли их в гигантские рты. Изжеванные тела выпирали из под одежд чудовищ словно пытаясь вырваться.
Тьма была единственной характеристикой, что объединяла этих существ. Каждый состоял из, по-видимому, совершенно случайных наборов конечностей вперемешку с чернильно-черными щупальцами или когтями-лезвиями. Каждый из этих монстров являл собой собирательный образ человеческих кошмаров, что преследовали людей с самого детства, и теперь они пришли, чтобы сожрать живых.
Страх сковал толпу людей, они стояли неподвижно, не веря своим глазам. С мрачной решимостью эти жуткие монстры набрасывались на людей вокруг себя. Звуки битвы возобновились, крики и ружейные выстрелы наполнили ночь. Правда, теперь люди сражались не друг с другом, а с вторгшимися монстрами. Каждый бился за своё собственное выживание. Так же быстро как звук сражения возник, так же быстро он и затихал, когда твари разрывали людей, оставляя посреди улицы умирающих и уже мертвых. Кровь разливалась целыми лужами под телами стражников, мятежников и простых горожан, что попали не в то место и не в то время. Поток крови тёк по канавам, пока не устремлялся в канализацию.
Ожившие кошмары закончили свою бойню и остановились, жертв для них больше не было. Мальчик весело носился по округе. По всей видимости, кровь и резня были для него привычным делом. Он вопил, изображая из себя монстра: «Бугеди! Бугеди!» Улыбка сошла с его лица, когда другие «игроки» закончились, оставив его с настоящими монстрами, что он создал.
Твари толпились вокруг ребёнка, все глаза направлены на него, ожидая приказаний. Мальчик поднял руки вверх, и одно из чудовищ, сильно отличающееся от остальных, вышло вперед. Ростом выше любого местного жителя раза в два существо было покрыто жирным спутанным мехом. Оно повернуло свою голову в сторону одного из выживших, который испускал свой последний вздох. Пожар отражался на огромных черных и блестящих глазах чудовища. Его глаза были пришиты к лицу словно гигантские пуговицы, каждая размером с человеческое тело. Пасть сшитая из ткани распахнулась, показались гигантские изогнутые зубы. Она была достаточно большой, чтобы чудовище могло сожрать человека целиком, если, конечно, клыки размером с мясницкий нож сначала не разорвут его пополам. Ребёнок посмотрел на чудовище влюбленным взглядом, совсем не обращая внимания на его ужасающий рот, и воскликнул: «Тедди!» Чудовище и в самом деле напоминала какого-то кошмарного мишку Тедди, только не осталось никого, кто мог бы заметить это ужасающее сходство. Оно наклонилось и протянуло свои лапы, чтобы обнять мальчика и прижать его к своей груди. Жуткий медведь был аккуратен и старался не причинить вреда мальчику своими когтями размером с кинжалы.
Шепот мальчика был практически неслышен из-за треска пламени: «Отнести меня домой, Тедди, я слишком устал, чтобы играть».
Когда мальчик и его воображаемый медведь исчезли, возвратившись в комфорт теплой постели мальчика, постели находившийся далеко по ту сторону эфира, разделявшего миры, все кошмары, растаяли в тенях, из которых пришли. Без силы ребенка, что призвала их в этот мир, они вернулись в глубины воображения, на границу между разумом и безумием.
Правда, один кошмар остался. Он прожил бесчисленное количество веков задолго до того как родился этот удивительный ребенок. Ему не требовалась магическая подпитка, чтобы оставаться в материальном мире. У этого чудовища было множество имен: Чудо-Юдо, Зверь, Бука и, среди прочих, Кышмар. Могло показать, что он был существом сродни другим кошмарам, на самом же деле он всего лишь подражал им. Причиной для этого было то, что кошмары нашли практически бесконечный источник для поддержания себя – человеческий страх. Как и кошмары, что растворились вокруг него, он мучал детей, питаясь безграничной энергией страха.
Этого мальчика, Мечтателя, он нашел совершенно случайно. Мечтатель совсем его не боялся, и соответственно Кышмар не мог от него кормиться. Мальчик, с другой стороны был источником другой силой, что и притянуло чудовище. Ребенок обладал невообразимой властью над призрачным миром кошмаров.
И в этом мире жило существо, которое обещало войну всему живому. Войну, которую оно начало давным-давно, все незначительные формы жизни для него были всего лишь помехой, от которой можно было легко отмахнуться и забыть.
Ключом к выживанию и мощи был этот мальчик, что мог изгибать реальность по своей прихоти.

Латиго и Бездна

Между первым и вторым визитами что-то изменилось. Если сперва Пердита спокойно спала, то позже они обнаружили её, молча сидящей на кровати. Франциско и Сантьяго сидели рядом и мягко разговаривали с ней, попутно пытаясь накормить, горячим бульоном. Но независимо от того, что они делают или говорят – Пердита просто сидит и молчит, а её странные фиолетово-серебряные глаза никак не хотят закрываться. Они даже сняли ремни, удерживавшие её на кровати, но всё безрезультатно.
Однако её разум не был пуст. Очень часто её губы начинали шевелиться, издавая шёпот, к которому прислушивались братья. Но это был неизвестный никому язык. Братья обещали ей, что заберут обратно в Латиго, так как город неподходящее для неё место, однако так и не рискнули этого сделать.
Пердита стояла на холме с видом на Ранчо Латиго, хотя и знала, что этого холма на самом деле не существует. «Это мой холм». Она была не одна. Один из тех студентов, что находились у Кифера, шагнул к ней. Ещё день назад они были просто бестелесными голосами, теперь она почувствовала руку на своём лице и страшная сила прошла сквозь неё. Затем всё изменилось. Она увидела правду.
Подобно буре, мрак, окружавший её, развеялся, и она оказалась в месте, где всё было окрашено в разные оттенки фиолетового, и ни в чём нельзя было быть уверенным.
«Мне не нужен твой холм». Реальность исказилась, и вот они уже стоят на открытой равнине, но всё ещё с видом на Латиго. Она могла вернуться. Голоса её братьев продолжали звать, однако здесь было что-то, чему можно было научиться. Она повернулась к Байо. Даже с такого расстояния было видно, что оно разрослось больше прежнего. Оно стало как-то «плотнее» и странные фиолетовые лианы свисали отовсюду, как змеи.
«Здесь для тебя ничего нет». Мальчик шагнул к ней, но ему было некомфортно находиться настолько близко к деревьям. Она знала, что он не один.
Он предупреждал, что она не готова к правде, которая скоро должна раскрыться.
Если уж она не слушала мольбы своих братьев, зачем ей слушать этого? Она сделала несколько шагов по направлению к Байо, и деревья резко рванули вперёд, окружив её. Следующий шаг привёл её настолько глубоко в сердце болота, что даже её семья никогда ещё не была здесь.
Ей стоит бояться. Опасные вещи обитают здесь, в Байо, и Пердита знала, даже в неопределённости сна, что находится очень близко к территории Ведьмы. Затем, между ещё двумя шагами, она почувствовала взгляды, преследующие её, и обернулась. Небо потемнело, и десятки глаз уставились на неё.
«Выходите и деритесь со мной, трусы». Провоцировать их, возможно, было не самой лучшей идеей. Тени отступили, и она увидела существ. Они были в десятки раз больше самых крупных из Нерождённых, с которыми ей приходилось сталкиваться. Она вытянула шею, что бы встретиться с их взглядами. Хотя она готова была поклясться, что видела их впервые, эти существа выглядели…«знакомо».
Руки Пердиты скользнули к её бёдрам, с радостью обнаружив, что даже в своих снах она носит верный «Миротворец». Если бы они сейчас напали все разом, даже она не смогла бы выстоять против них. Однако существа стали подходит по одному, и это выглядело, как какая-то разборка на заднем дворе школы. Первого подошедшего она узнала, это было существо из ямы, но, в отличие от большинства, которые были размером примерно с человека, этот достигал десяток футов в высоту. Механизмы на спине разбушевались и заработали, хотя здесь не было никакого пара. Его тело отливало фиолетово-серебряным.
Она повернулась, отбрасывая длинные волосы за спину, и выровняла дыхание. Затем нажала на курок.
Она пробормотала. «Дита?» Сантьяго сидел на кровати рядом с ней, и потому сумел услышать. «Проклятье». Это было первое понятное слово, которое она сказала с тех пор, как заснула. Франциско задумчиво глядел в окно.
«Пердита, ты слышишь меня?» Было редкостью, что два брата оказались в городе в одно время, но они оба были рады тому, что Франциско отложил свой отъезд в Латиго.
Тьма поглощала её, душила её.
Её глаза стали темнее, зрачки становились фиолетово-чёрными. Остались только маленькие крапинки серебра, блестящие, как свет далёких звёзд.
Голоса говорили, нашептывали секреты, известные только людям, жившим до открытия Разлома.
«Пердита, мы здесь». Франциско подошёл к кровати с другой стороны и взял её вторую руку.
«Ты можешь остановить их». Они заговорили намного быстрее, но сейчас она узнала всё, что было нужно.
Она заговорила снова, повернув свою голову к Франциско. «Двенадцать имён для тринадцати Тиранов. Кошмар, Стиратель». Её руки были крепко сжаты братьями, а глаза закрылись. Она выглядела абсолютно нормально, но её голос оставался глубоким и бесчувственным. «Чума, Декабрь.» Она отчаянно дёргалась от каждого слова.
Она всё ещё слышала их, как далёкое эхо, что никогда не утихает.
«Горгона, Шез’уул, Удача». Каждое имя отдавалось глубоко в груди Франциско.
Её голос не дрожал. Такое чувство, словно она и вовсе не спала все эти дни. Франциско поглядел на Сантьяго, но тот ответил одним из своих коронных пожатий плечами.
Одетая только в больничную рубаху, она выскользнула из кровати и потянулась к пистолету в кобуре Сантьяго. Однако он перехватил её запястье раньше. «Безусловно, у нас есть время, что бы одеться. Ведь так, сестрица?»
Пердита посмотрела на него, потом на Франциско. Её глаза закрылись, словно она всерьёз об этом задумалась. «Есть».
Её уже дожидался чистый комплект одежды, поскольку семья никогда не теряла надежды, что она проснётся. В широкополой шляпе и набедренной кобуре с «Миротворцем» Пердита чувствовала себя полноценной.
Они отправились обратно в Латиго верхом, Пердита сидела позади своего старшего брата, но не успели они далеко отъехать от ворот Малифо, как огромная тень упала на них. «Не стрелять». Они остановили лошадей, и Пердита спешилась. Существо приземлилось. Оно было длиннее и больше лошади, с головой зверя, а его нижняя челюсти разделялась по центру, позволяя ему захватывать крупные цели. Все четыре лапы оканчивались когтями, и больше напоминали кошачьи, нежели лошадиные, а крылья были неподвижно сложены за спиной, даже когда женщина подошла вплотную. Его глаза имели такой же фиолетово-серебряный цвет, как и у Пердиты всего час назад.
«Отправляйтесь без меня». Она отметила вход в некрополь на карте. Это поможет им преодолеть путь через канализацию, пока она, обладая таким зверем, преодолеет расстояние по-своему. «Я соберу остальных и встречусь с вами внутри».
«Как мы найдём тебя?» Сантьяго было неприятно видеть свою сестру рядом с Нерождённым. Их целью было истребление таких тварей. Однако он знал, что не стоит даже пытаться её переубедить, да и у них есть более насущные проблемы.
«Это я вас найду. Маршрут Черуфа очевиден». Существо опустилось на колени, позволяя ей забраться к нему на спину, и Пердита зарылась руками в его длинную и густую гриву волос, покрывающую шею. «Вперёд, у нас мало времени». Не дожидаясь повторной команды, существо взмыло в небо и направилось в сторону Латиго.
«Очевиден. Ага». Сантьяго сплюнул и отошёл от раскалённых камней. Они уже довольно давно бродили по канализации. Франциско даже не мог пожурить своего брата за сарказм. Они прошли пешком большую часть пути, верно подметив, что туннели узковаты для лошадей. Некоторые из них оказались узкими даже для Сантьяго, но, не смотря на несколько неверных поворотов, они всё же добрались до некрополя. Лава вырывалась наружу во множестве мест. Они страшно потели, но ни один из мужчин не стал избавляться от защиты своего пыльника. Франциско он уже спас от ожогов, когда рядом не вовремя лопнул лавовый пузырь.
Помимо небольшого бассейна из лавы, здесь так же был огромный поток, который подпитывал все меньшие заводи. Но это было не настолько очевидной подсказкой, как например раскалённые красные линии на стенах, устремляющиеся вглубь пещер. Даже тщательно выверяя каждый шаг, они не избегут того, что их обувь быстро почернеет от пепла, а подошва треснет от жара. Внезапно до них донеслись звуки сражения, и братья ринулись вперёд, наплевав на осторожность.
Голоса кричали по-испански, а выстрелы принадлежали «Миротворцу».
«Как она попала сюда раньше нас?» Франциско глянул на своего брата, который ответил лишь пожатием плеч. Ортеги известны как отважная семья, особенно это касалось Сантьяго, чьё бесстрашие породило десятки народных легенд. Он даже не вздрагивал, увидев своих противников. Франциско пробормотал что-то среднее между молитвой и ругательством и, как один, они выхватили пистолеты и бросились в драку.
Потребовалось немалых усилий, что бы не дать Черуфу убить самого верного из всех известных ей людей, но Соня знала, что это заведомо проигрышное сражение. Она оказалась в полной власти Тиранта и чувствовала, как каждая её частичка постепенно исчезает. Нет, не исчезает – сгорает, поддерживая огонь, что сжигает её тело. Пуля отрикошетила от камня рядом с её пылающей головой.
Это была Пердита, дым всё ещё поднимался из дула её «Миротворца».
«Ортега». Голос самой Криид едва угадывался, заглушаемый отголосками Черуфа. Эти звуки напомнили Пердите потрескивание углей или скрип горелой древесины, что проваливается под весом дома.
«Ты знаешь, почему я здесь, Черуф». Пердита подняла сумку, что принесла с собой и потрясла. Лязг металла о металл заставил Соню-Тварь болезненно поморщиться. Она зарычала и выпустила пламя, наполняя комнату жаром и дымом. Пердита укрылась в боковой нише.
Она выглянула лишь на секунду, что бы оглядеть комнату, но и этого хватило Тиранту, что бы заметить её и метнуть огненный шар. Она могла видеть лишь часть бездны со совей позиции, однако Пердита слышала шипящие шаги Черуфа, который подходил всё ближе.
Затем она увидела его. Кольцо света ярко выделялось в дыму, окружая его силуэт, хромающий по каменному полу. «Хопкинс», прокричала она команду.
Самаэль знал, что уже несколько раз терял сознание и снова приходил в себя. Его лёгкие стали тяжёлыми от жара. Он вспомнил, что Соня всегда носила своё тяжёлое пальто, даже в самые жаркие месяцы лета. Духота вокруг него создавал едкий запах, но это было так же неважно, как зимний холод в тёплой куртке. Затем он услышал своё имя. Он распахнул глаза и вспомнил, где находится.
«Поймал». Он повернулся как раз вовремя, что бы заметить толстый мешок, летящий к нему. Это было невероятно, учитывая, что комната наполнена дымом и огнём. Мешок прокатился по полу, заставив Черуфа снова взвыть, и остановился в дюймах от Самаэля. Он заглянул внутрь.
Ему это не нравилось. Это было предательством по отношению к женщине, которой была Соня, но он знал, что будь она здесь, приказала бы ему делать всё необходимое. Он так же знал, что это за вещи. Он перехватил тяжёлый меч Сони одной рукой, а в другой сжал предмет, пока мешок медленно догорал на полу. Это была серебряная маска, такая же, как и те, что он использовал бессчетное количество раз. Она была более элегантна, яркие серебряные цепочки и резкие контуры покрывали её поверхность.
Черуф дунул огнём в его сторону. Маска ярко сверкнула, пока он отпрыгивал за базальтовое укрытие. Теперь, когда он решился, потребуется нечто большее, что бы остановить Самаэля.
Примерно два десятка бравых Охотников на Нерождённых из Латиго зашли в некрополь, но примерно десять из них в скором времени сбежали обратно в канализации. Ниньо был одним из тех, кто не пострадал, сидя на снайперской точке вдали от основного сражения, но даже он кашлял от дыма, который наполнил пещеры и заставил их отступить.
«Где Пердита?» Громко прохрипел Сантьяго, перекрикивая шум боя. Никто ничего не ответил. То, что они увидели, было настолько ужасно, что даже вспоминать об этом не стоило, однако мысль, что Пердита проснулась лишь для того, что бы умереть в тот же день, была для них нестерпима. Поэтому несколько самых сильных мужчин продолжали сражаться, сохраняя хладнокровие и стараясь прорваться вперёд.
«Если бы она пришла, она была бы здесь. Других вариантов нет…» Франциско произнёс так тихо, что бы это разобрал только его брат, но эхо склепа делало невозможным сказать что-то и не быть услышанным.
«Она здесь», сказала Пердита, появляясь в поле зрения. Она и Самаэль тащили Соню. Её рыжие волосы падали на лицо, и между прядей братья заметили блеск металла. К её руке была привязана лампа, которая, несмотря на отсутствие видимого топлива, горела. Хотя её огонь лизал плащ Самаэля, тот выглядел нетронутым, и даже кожа не темнела от жара.
Что-то случилось с ними. Что-то затронуло всех их, но именно эти трое выглядели хуже, чем большинство Ортег. «Что слу…?», начал Сантьяго, но Пердита призвала его к тишине.
«Это не то, о чём мы станем говорить. Вообще». Её глаза переключились на маленькую группку, которая смотрела на неё, ожидая приказов. Крапинки фиолетового и серебряного танцевали в её глазах. «Идём домой».

Кровь и смерть

Судьба - странная штука. Кто-то может чувствовать её, может пропускать через свой пальцы её нити, изменяя события. Некоторые используют колоды карт, те, что древнее самого мироздания. Сидящая за столом моложавая женщина смотрела на перетасованную колоду, концентрируя на них свою волю и заставляя те передвигаться по столу. Она могла проецировать на реальность свои желания, посредством этих карт.
"Так ты в самом деле сделаешь это?" Кэнди стояла возле камина, в котором пламя облизывало котелок. Звук тасующихся карт эхом разносился по маленькой комнатке, несмотря на настойчивое жужжание комаров и кваканье болотных лягушек, доносящееся снаружи.
Кэнди не знала никого, кто стал бы жить так далеко от города, особенно если его заставляли есть кашу. Она попробовала немного, и её до сих пор продолжало тошнить. "Зор не будет рада узнать, что ты заглядываешь в будущее."
Пандора разделила колоду, а потом снова сложила две половины. "Я смотрю не в будущее, Я смотрю в настоящее. Принеси немного воды."
Малышка встала. и положила одну руку на бедро. Попутно она размахивала второй, в которой держала ложку с чем-то кашеобразным, и частички еды разлетались по комнате. "Сама принеси себе воду. Я не..."
Что-то такое в глазах Пандоры напугало её, заставив замолчать. Кэнди вновь встряхнула ложку, покрыв стену крупными серо-коричневыми пятнами, но на этом её протест закончилась, и она взяла старое металлическое ведро у двери.
Она скрылась за дверью, ловко перепрыгнув труп бывшего хозяина лачуги. Его лицо было перекошено от ужаса, а руки сложены на груди. Маленькие ручейки крови сочились из его глаз и капали на пол, образуя вокруг головы странный багровый ореол. Кэнди напевала под нос какой-то старый мотив.
Прошло совсем немного времени, прежде чем колода была окончательно перемешана, а Кэнди вернулась с ведром, воды в котором едва хватило бы на одну миску. Пандора сфокусировала свой разум, заставив чистую воду подёрнуться туманом. Она не приобрела чистоту ртути, как у Зораиды, но и этого ей было достаточно, что бы увидеть предмет своих предсказаний.
-----
Лезвие клинка оставило прекрасный разрез, с лёгкостью преодолев лёгкие доспехи лучника. Он попытался предупредить своих товарищей, но тьма крыши и кошмары в его разуме не позволили бойцу быть услышанным гуляющими внизу товарищами. Лилит провернула клинок в теле и вытащила его через верхнюю часть тела, оставив на крыше лишь неопознаваемую гору мяса и длинный лук.
Несмотря ни на что, Лилит быстро нашла его след. Он очень часто посещал казино "Медовый Горшок", с которого она и решила начать. Компаньоны Линча были как всегда весьма услужливы, и Лилит решила дожидаться мистера Риверса там. Но спустя неделю её терпение начало истощаться. Грейвс и Таннен пообещали схватить его, если тот вдруг покажется. Оставив казино позади, Лилит продолжила охоту.
След начал теряться несколько дней назад. Лилит была вынуждена гулять среди этой грязи гораздо дольше, чем рассчитывала. Они сновали вокруг, прямо по её улицам, потные и задумчивые. Они приходили и уходили, заимевшие в свою собственность город, который никогда не должен был им достаться, и она была вынуждена общаться с ними посредством слов, а не оружия.
Но теперь он у неё в руках. Он был там, в толпе, где-то среди плавающих бумажных фонариков. Она обернулась, что бы посмотреть на Барбароса и его братьев. Они окружили тело лучника, стоя на коленях и запихивая когтистыми лапами куски мяса в свои рты. Барбарос был покрыт кровью по самые предплечья, она блестела даже на его металлических доспехах.
Он ответил ей пожатием плеч, и Лилит покачала головой. Нефелимы бросили своё пиршество и стали ожидать её приказов. Некоторые в знак готовности раскрыли свои крылья, Барбарос лишь кивнул. Его сухожилия были порваны давным-давно паразитами, живущими в Ямах и, несмотря на всё то древнее колдовство, которым обладала Лилит, ему никогда не суждено вновь взлететь или увеличиться в размере. Однако она не жалела его. Он был её рыцарем.
"Убить их всех," сказала она, "но если найдёте Риверса, пусть он будет в состоянии говорить. Он нам ещё нужен."
"Мы уже приехали?" Кэнди высунула голову в окно, обращаясь кучеру повозки. Они катились по улице, выложенной булыжником в сторону Маленького Королевства.
"Нет, маленькая мисс, и если вы продолжите спрашивать одно и то же, то поездка затянется." Джентльмен с кольцами на пальцах рассмеялся. Пандора ненавидела этот звук.
Кэнди уселась обратно, шлёпнувшись на мягкое кожаное сидение. "Мне он не нравится."
Пандора кивнула и ответила, "мне тоже."
Повозка подъехала к остановке и кучер проорал вниз. "Похоже впереди какие-то проблемы, леди. Мы вернёмся сюда немного позже. Куда бы вы хотели, что бы я вас отвёз сейчас?"
"В место нашего назначения," сказала Пандора.
"Похоже, что впереди вспыхнул бунт. На вашем месте, я бы туда не совался." Кучер начал разворачивать лошадей обратно.
"Ты не мы. Останови повозку, отсюда мы пойдём пешком." сказала Пандора, открыв дверь.
Кэнди подскочила к мужчине, сжимая в руках оплату. Она вручила ему смятую бумажку и твёрдую конфету в ярко-синей обёртке. "Я добавила конфету специально для вас!" провизжала она, вдавливая её в руку кучера. Он вежливо поблагодарил малышку и щелкнул пальцами одной руки, отправляя другой конфету в свой рот.
Ночь полнилась воплями. Пандора вздохнула. "Это песня Лилит".
Пока они шли сквозь какофонию, Пандора смотрела в глаза каждому встречному, заставляя всех падать на колени и уползать, плача и умоляя.
Лилит продвигалась через толпу, убивая по одному, по два, а иногда и по три человека за раз. Барбарос подгонял их прямо к ней. Она вскрикивала после каждого удара, отмечая каждую смерть.
"Двадцать два. Двадцать две жизни за твою голову, Риверс. Двадцать четыре. Я могу продолжать хоть всю ночь!" Барбарос вышагивал прямо за ней, подняв вверх бронированный кулак.

«ПОРТРЕТ»

- Прошу Вас, сэр, не ерзайте. Когда вы это делаете, тени смещаются, и мне становится невозможно ухватить Ваше естество…
Неуверенные просьбы Никколо растворились в пустоте, как только мужчина, надменно сидящий на стуле напротив, оборвал его резким упреком:
- Я плачу тебе за мой портрет, а не за то, чтобы ты принуждал меня целые вечера просиживать на моем заду! Как долго еще мне терпеть эти мучительные выходки?
Никколо вздохнул и вернулся к своей палитре, с недовольным ворчанием смешивая новый оттенок.
Двухчасовые сессии по рисованию часто проходили в гнетущей тишине, нарушаемой только редкими замечаниями от клиентов. Наниматель Никколо с каждым разом стремительно терял терпение, но Никколо оставался непоколебим. Он уже привык запечатлевать манеры элиты и власти Малифо – и их помпезность.
Вычурность фойе, которое Никколо за прошедшие несколько недель весьма хорошо уже запомнил, больше не производила на него такого впечатления. Каждое владение в деловом районе Малифо выглядело точь в точь так же – разорительно дорогая дубовая вагонка, багряные шелковые покрывала из Трех королевств и покрытые патиной бронзовые светильники, источающие аромат воска с лавандовой отдушкой. Все это уже настолько приелось, что не впечатляло его ни малейшим образом. Усиленное камнями душ пламя в уютных каминах просто танцевало вокруг него бессмысленными и бесцветными бликами.
Смысл имел только портрет, ведь у Никколо был дар.
Пройдя через Брешь, Никколо мог видеть то, чтобы было невидимо для прочих художников. В его восприятии у каждого была аура – мерцающая пелена света, практически незаметная, но очень, очень реальная. Когда он использовал в рисовании оттенки ауры, которые видел, портреты получались невообразимо красивые, почти живые.
- Ты вообще слушаешь, что я тебе сейчас говорю? – рявкнул мужчина, после чего встал и, пожав плечами, накинул камзол, - ну, хватит на сегодня.
- Спасибо, сэр, - скривившись и быстро поклонившись, ответил Никколо и начал и убирать кисти с красками в коробку. – Что вы думаете о том, как продвигается работа? Мне кажется, ваш дух в нем вполне ухвачен.
Он лукавил; если бы дух действительно был передан правильно, то картина была бы окутана серой пеленой тления, подходящей к блеклой ауре, видной ему одному.
Он быстро развернул холст к заказчику.
- Разумеется, он великолепен, как и ожидалось, – он понятия не имеет. – Иначе бы за что я тебе платил? Доброй ночи.
Он властно указал пальцем на дверь.
Никколо удалился. Багровые обои темного вестибюля были украшены бледными белыми завитками, вязью и лилиями. Яркие цвета и орнаменты давно выцвели из его памяти, как забывающийся сон – он видел такого слишком много.
Властный троекратный стук разнесся по прихожей, вспарывая застывшую тишину.
Никколо помедлил прежде, чем второпях распахнуть дверь и столкнуться лицом к лицу с ромбовидной темно-золотистой маской с тускло светящимися изумрудно-зеленым прорезями для глаз. С неожиданной силой рука в белой перчатке оттолкнула его в сторону. Никколо упал на пол, и мужчина в маске прошел в вестибюль, а за ним вошла свита из двоих в могильно-серых плащах. Башмаки надменно заблестели в тусклом свете свечей, а на элегантных канотье сверкнули жетоны.
Человек в маске обратил взор на Никколо и произнес с показной скукой: «Мне всегда были по нраву обои в подобных домах, а вам?» У него был голос хищника – мягкий, паучий, но, вместе с тем, властный и повелевающий. В каждом поставленном слоге он источал угрозу, чем напомнил Никколо шелест ядовитой змеи, ползущей сквозь высокую траву.
Едва завидев посетителя, клиент Никколо, ошарашенный, поднялся из кресла.
- Секретарь Матесон, - начал он слабым голосом. – Чем я заслужил удовольствие вашего визита в столь поздний час? Могу я предложить вам напиток? У меня есть бренди, глинтвейн и…
Человек в маске изящным жестом велел ему замолчать. Тишина нависла, как тень, предвещающая бурю.
- Ты знаешь, почему я здесь, Герман.
Оставаясь в вестибюле, Никколо был заворожен тяжестью каждого шелкового слова Секретаря. Голос Германа дрожал; даже будучи в другой комнате, Никколо слышал звук его нервной поступи, приглушенный восточным ковром возле камина.
- Я не понимаю, что вы имеете в виду, - запинаясь, проговорил он.
- О, боюсь, что понимаешь, - с короткой усмешкой продолжал человек в маске. – Присаживайся. Мой сотрудник, мистер Бирмингем, располагает свидетельствами, доказывающими твою причастность к растрате талонов Гильдии из казны Губернатора.
Секретарь приглашающе обернулся в сторону своего помощника.
Один из спутников Люциуса вышел вперед, осклабившись, и манерно указал тростью на Германа. Его голос был высоким и певучим. Никколо он показался почти что презрительным визгом.
- Неужели Вы в самом деле полагали, будто мы не заметим талонов стоимостью на сотни тысяч, списанные Вашим управлением в качестве «прочих расходов»?
Секретарь сидел, безучастно скрестив ноги, и насмешливо склонил голову в маске набок, подперев половину ее ладонью и барабаня по щеке маски своими тонкими паучьими пальцами. Вид у него был скучающий, словно весь этот визит не больше, чем обычная процедура, кропотливая и обыденная.
Никколо услышал звук шелестящих страниц записной книжки, которую достал Бирмингем. Он зачитал птичьим голосом:
- Показания вашего помощника, маршала Вальтерса, от двадцать девятого апреля. Он заявил следующее: «Я был принужден Германом к тому, чтобы внести изменения в книгу учета казначейства с тем, чтобы увеличить сумму талонов по каждой статье расхода. Прочие расходы не стоили всех отведенных под эти нужды талонов; остаток ушел Герману в карман. Герман сказал, что если я откажусь пособничать ему и менять записи в учетной книге, моя дочь исчезнет.
- Что за чепуха? – закричал Герман.
- Я полагаю, - с ухмылкой предположил Бирмингем, - это образует четкий состав растраты, что является тяжким преступлением согласно Лекс Пекуниае, параграф Си, пункт семьдесят три. Наказание, - пальцы Германа впились в подлокотники, – смерть.
- Он лжет! – залепетал Герман, угрожающе поднявшись на ноги. – Маршал Вальтерс нерадивый болван, который затаил на меня обиду. Его показания пристрастны и не могут считаться достоверными…
- О, - блаженно прощебетал Бирмингем, - на самом деле, могут. Сядьте на место. – насмешливый тон Бирмингема стал фанатичным лаем. – Ваш начальник отдела, Мэтью Монастас, дал мне показания тринадцатого апреля, сообщив, что мистер Вальтерс пришел к нему в позднее время предшествующим вечером за советом после того, как вы отдали ему это распоряжение. В свою очередь, мистер Монастас переговорил с министром Мелиусом из службы расследований внутренних дел Гильдии, который затем отслеживал вашу деятельность в последующие месяцы. Они выявили длительные нецелевые переводы денег Гильдии в вашем управлении. Сегодня утром они сочли собранные свидетельства достаточным и дали обвинительное заключение, - со смешком и преувеличенной манерностью он вернул записную книжку в карман и возбужденно крутанул в руке трость.
- Ложь! Проклятая ложь! – Герман покрылся испариной и скорчился.
- Пожалуйста, дайте мне договорить, - засмеялся Бирмингем. – Вы еще не слышали всего. Как некоторые говорят, слушайте вашего юриста!
- Так никто никогда не говорит!
- Ну, я вот только что и сказал. Ну вот, что: если вы продолжите перебивать меня, мне придется вас усмирить, - недобро проговорил он. Его компаньон, до того неподвижно сидевший на диване рядом с Секретарем, угрожающе встал. Герман затих. – Так, на чем мы остановились… ах, да. Вы не только совершили деяние, предусмотренное пунктом семьдесят три параграфа Си Лекс Пекуниае, но также угрожали дружественному высокопоставленному офицеру Гильдии причинением вреда члену семьи, – он бессмысленно хихикнул, и продолжал, - а именно, исчезновением его дочери, что мы расцениваем в качестве угрозы убийством несовершеннолетнего. - Он наигранно вздохнул, а затем молниеносно сменил тон и довольно произнес: - Что есть нарушение Юс Паидос согласно Статуту о защите граждан, статья 14, пункт 3 альфа. Наказание, - Герман резко вдохнул, - также смерть.
Герман, что вы можете сказать в свое оправдание?
Клиент Никколо безмолвно сидел в кресле. Игра окончена.
Герман обратился к Люциусу:
- Вы казните меня, мистер Секретарь?
Люциус, все это время сидевший со скрещенными ногами, поставил их ровно и мрачно посмеялся. Изумрудно-зеленые линзы его золотистой маски зловеще сверкнули.
- Ну, разумеется, нет, Герман.
Герман издал громкий вздох облегчения, как будто с его груди только что убрали тяжелый груз.
- Благодарю Вас, сэр, благодарю Вас! Прошу, только скажите, что я могу сделать, все, что угодно, для Гильдии, обещаю вам! Прошу, только скажите…
Но Секретарь снова прервал его повелительным жестом руки. Бормотание Германа стихло.
- Я тебя не казню. Он казнит. – Люциус кивнул на близнеца Бирмингема.
Второй подручный с силой схватил Германа за шею. Как загнанный зверь, приведенный на заклание, Герман стал лягаться и выть, сопротивляясь весу насевшего на него человека. Слезы покатились из его глаз, но он не мог вырваться из мертвой хватки своего палача. Живот Никколо свело. Он не мог ни смотреть, ни слушать, но и не мог ни отвернуться, ни закрыть уши. Германа с мучительной медлительностью тащили все ближе и ближе к пламени, пляшущему на остатках дров в его собственном камине. Наконец, он перестал сопротивляться; подручный погрузил его по плечи в горящие угли и стал держать так.
Никколо навеки будет помнить крики и запах горелой плоти. Это продолжалось почти минуту. Все это время Секретарь преспокойно сидел на диване, беззаботно вертя пальцами и слушая предсмертные вопли Германа так, словно он наслаждался красивой симфонией. Наконец, Герман обмяк и жизнь покинула его в последнем спазме агонии. Никколо согнулся и его чуть не вырвало. Больше никогда ни один камин не покажется ему уютным или красивым.
Секретарь поднял взгляд, как только все закончилось.
- А теперь можешь выйти, Никколо. Я знаю, что ты наблюдал за нами из вестибюля, - кровь в жилах Никколо обратилась в лед. Покорный судьбе, неровным шагом он прокрался в фойе.
Секретарь вытянул властную руку:
- Меня зовут Люциус Матэсон.
Никколо оцепенело пожал ее. Он не смог придумать ничего, кроме как проговорить:
- Откуда Вы знаете мое имя?
- Ты известный художник, который выполнял заказы для многих наших служащих, - произнес Люциус, положил руку на плечо Никколо и развернув его в сторону незаконченного портрета в фойе. Даже через преграду в виде шелковых перчаток Секретаря Никколо почувствовал, как острые ногти Люциуса жадно впились в его плоть. – Ты, как видно, талантлив, и одарен умением ухватить в своих портретах игру света и тени. Как если бы ты мог видеть то, что не видят другие.
Никколо ничего на это не ответил. Он уставился в зеленые глаза секретаря… и был ошеломлен.
Ауры не было. Только пустота. Никогда раньше он не видел такого вакуума вокруг человека.
Люциус указал тростью на недоделанный портрет, вырвав Никколо из размышлений.
- Это был бы красив, хотя едва ли лучшее из твоих работ. Ты сделал что-то не так, как всегда? Похоже, оттенок неверен… - Никколо похолодел. Неужели он знает? – Какая досада.
Одним плавным движением Люциус извлек сверкающий клинок, таившийся в трости. Никколо вздрогнул, предчувствуя гибель. Он закрыл глаза…
И услышал шорох холста, который вспороло лезвие. Открыв глаза, он увидел, что на его работе, на месте горла, теперь был широкий разрез.
- Крыс надо изводить, - заключил Люциус, с безрадостным смехом добавив, - или выкуривать, как я погляжу. Но не важно, - произнес он, возвращая клинок в ножны, - у меня есть просьба.
Никколо был ошеломлен.
- Все, что скажете, сэр.
- Я хочу быть следующим твоим заказчиком. Напиши мой портрет. Похоже, что моему офису его не хватает. Необходимо незамедлительно это исправить.
Едва не потеряв дар речи, Никколо ответил:
- Это честь для меня, Секретарь Матэсон, - проговорил он, склонив голову.
- Действительно, - ответил Люциус. – В моем офисе в анклаве Гильдии, завтра вечером в восемь. Это будет лучший из твоих шедевров на сегодняшний день, полагаю.
- Да, господин Секретарь.
- Приходи, иначе я могу изменить решение о том, стоит ли избавиться также и от тебя. – Он повернулся к Никколо спиной, а затем, дав знак своим подручным, предупредил: - На этот раз рисуй в точности то, что видишь. Не больше, не меньше, художник.
На выходе в вестибюль Люциус и двое приспешников, шагавшие следом, столкнулись с горничной, которая прибежала на шум. Учтиво кивнув, Люциус посмотрел ей прямо в глаза и сказал:
- В комнату для рисования. Там небольшой беспорядок, который требуется прибрать.
На следующий вечер Никколо уже стоял перед дубовыми дверями кабинета Люциуса. Над ним угрожающе пролетело похожее на птицу бронзовое создание с телескопическим устройством на месте головы. Оно издало резкое неодобрительное кряканье, как бы давая понять, что он не достоин аудиенции Люциуса. Никколо съежился, но потом пришел в себя, услышав шелковый, угрожающий голос Люциуса, раздавшийся из эфирного динамика в груди у существа.
- Я рад, что ты принял мое предложение, Никколо.
Наблюдатель нетерпеливо пролетел рядом и уселся на плечо Никколо, причем в точности там, куда днем ранее впились ногти Люциуса. Когти вонзились глубоко и прокололи рубашку. Он почувствовал, что уколы оказались до крови. С механическим шипением, выпустив струйку пара и загремев шестернями, двери офиса раскрылись. Сердце Никколо замерло.
Помещение было просторным и почти пустым. Антикварный рабочий стол одиноко стоял посередине, а в центре на столешнице гордо мерцала единственная лампа. Прямо за ним стоял стул, самый жесткий, какой только Никколо доводилось видеть, вырезанный из твердого, кряжистого дерева разных оттенков.
В обширном пространстве комнаты эта мебель казалась крохотной; она гордо стояла в центре комнаты, безразличная ко всему. Стол располагался напротив самого крупного окна, какое когда-либо приходилось видеть Никколо. С него открывался вид на деловой квартал.
Несколькими кварталами дальше Никколо видел огни Театра Звезд. Само окно было изогнутым, чтобы повторять форму офиса, благодаря чему было таким широким, что давало почти панорамный обзор главной улицы.
Люциус терпеливо сидел на своем стуле, барабаня пальцами по столу. Он не потрудился даже посмотреть в сторону Никколо, но спросил:
- И что ты об этом думаешь?
Никколо задумался, аккуратно выбирая выражения.
- Красиво, сэр. Но я подумать не мог, что здесь комната. Ее ведь видно снаружи?
- Оно зачаровано. Для неподготовленного глаза окно кажется кирпичной стеной.
- Не совсем то, что я ожидал увидеть, - заключил Никколо.
- А что ты ожидал?
- Ну… - запнулся Никколо, коря себя за то, что обронил неосторожные слова, - я думал, что здесь будут книжные стеллажи, красные ковры, или очаг, по меньшей мере.
Совсем не похоже на кабинеты тех, кого я рисовал раньше. Скромный, - подытожил он, а потом второпях добавил, - в лучшем смысле слова, разумеется.
Люциус издал мрачный смешок. Он сложил вместе кончики паучьих пальцев, все еще не глядя на Никколо, и продолжил:
- Мне такие вещи не нужны, художник. Весь город к моим услугам. Мой офис это всего лишь то место, где мне приходится сидеть, и не более. Решения, которые я принимаю от лица Генерал-губернатора, никак не касаются этой комнаты, но, - добавил он, наконец встав и обернувшись к Никколо, - они имеют решающее значение там, снаружи. – Он прошел к окну. – Малифо это единственное, что имеет значение, поэтому мне едва ли нужно что-то больше, чем видеть плоды своих трудов.
- Но тогда я не понимаю, сэр, - осторожно ответил Никколо, - Вы же секретарь Губернатора. Вам же нужны книги, полки, журналы, папки? Где все инструменты Вашей работы?
Люциус зловеще повернулся к Никколо.
- Секретарь, - сказал он, - это понятие растяжимое.
Никколо вздрогнул, встретившись взглядом с тускло светящимися зелеными безднами в маске. Внезапно он понял, что это куски камней душ. Люциус был слеп? Никакие человеческие глаза не могут видеть сквозь эту светящуюся дымку.
- Мой инструмент, - сказал Люциус, которого весьма забавляло невежество Никколо, - это моя голова. Нет ничего, чего я не знал бы, Никколо, ничего. Как только я что-то понимаю, усваиваю что-либо, оно уже не пропадет. Оно всегда остается при мне. Бумага – для глупцов. Высший разум управляет всем без подручных средств; что-либо меньшее этого уровня для меня непригодно и неприемлемо.
Никколо не мог вымолвить ни слова. Не сумев придумать ничего лучше, он ответил:
- Начнем, секретарь Маттэсон?
Люциус изыскано сделал жест наблюдателю перед тем, как отрывисто бросить:
- Оставь нас. Губернатору надо передать отчет Бирмингема и бумаги о… несчастном случае… с Германом. Передай МакМорнингу, пусть заполнит все формы должным образом; напомни ему о нашем предыдущем деле. А теперь, прочь.
Наблюдатель послушно крякнул и вылетел через двойные двери. Они резко закрылись за ним, дерево с упрямым скрежетом проехало по мраморному полу.
Никколо извлек из сумки складной мольберт и аккуратно разместил на нем холст.
- Как желаете быть изображенным, сэр? Стоя или сидя?
Люциус сделал паузу, как если бы вопрос был идиотским.
- Ты разве не помнишь условий, которые я поставил тебе вчера вечером? Рисуй в точности то, что видишь, Никколо.
- Я не понимаю.
- Рисуй меня так, как видишь.
Так и не поняв, в чем дело, Никколо решил, что будет рисовать Люциуса стоящим в царственной позе с тростью в руке.
- Значит, стоя.
- Почему ты принял это решение так быстро?
- Потому, что вариант изобразить Вас сидящим за столом не сможет передать властную атмосферу, окружающую Вас.
Люциус снова издал зловещий смешок. Своим шелковым, источающим угрозу голосом он произнес:
- В самом деле. Об этом я и говорю, Никколо, и почему только человек с твоим талантом может нарисовать мой портрет. Не рисуй то, что другие хотят увидеть. Рисуй то, что есть.
Первый час прошел в безмолвии. Люциус застыл в величественной позе напротив окна, опираясь на трость. Линзы его маски насмешливо сверкали, пока Никколо отчаянно пытался запечатлеть высокомерие, самомнение, интеллект и властность – все в одной позе.
Люциус первым нарушил молчание.
- Расскажи мне о Генуе, Никколо.
- О Генуе? Почему о ней?
- Потому, что ты родом оттуда.
Откуда он мог…
- Я узнал, что ты из Генуи, когда увидел твои туфли, сделанные Кармен Дисфоренца, башмачницей, известной своим мастерством, с которым никто не смог сравняться. Жаль, что она погибла.
Кровь застыла в жилах Никколо.
- Я не знаю этого наверняка… Я… как…
- Как я уже говорил тебе, моя работа – знать. Я не трачу время на книги, когда передо мной целый город, которым требуется управлять.
- Генуя изменилась, мистер Секретарь. Она уже не та, что прежде, с тех пор, как… - он оборвал речь на полуслове.
- Не нужно напоминать мне, что Гильдия разорила твой родной город, Никколо. Я был там, когда город пал. Люди отважно бились, но они раз за разом отказывались признать власть Гильдии после Пороховых войн, а эта ситуация была для нас недопустима.
- Ну, в таком случае Вам известно, что город лежит в руинах. Ее люди… их дух был сломлен. Они уже никогда не станут прежними, никогда. Гильдия присматривает за ними, но это подавленные, вынужденные взаимоотношения, лишенные доверия и взаимоуважения.
- Ты поэтому сейчас здесь, Никколо?
- Вы уже знаете ответ, знать ведь Ваша работа, - ответил Никколо.
Карандаш оставлял на холсте куда более глубокие линии, чем ему было нужно. У него дрожала рука.
- Разумеется, знаю. Я всего лишь хотел проверить, солжешь ли ты мне. Продолжай.
- Я покинул Геную в качестве беженца. Мне некуда было идти; мои клиенты и семья были мертвы, многих, очень многих, казнили после того, как Гильдия подчинила себе город. Где, кроме Малифо, может найти пристанище неприкаянная душа?
- А ты сознаешь, что столь презираемые тобой люди – будем откровенны, такие, как я – имеют здесь куда как большую власть, чем могли бы иметь на Земле. Но если ты так сильно ненавидишь Гильдию, отчего же ты работаешь на ее чиновников?
Никколо нечего было ответить.
- У тебя нет ответа. Я знаю, почему, художник. Потому, что ты беспринципен и непоследователен. Не важно, на кого ты трудишься; оплата хороша, работа приятна. Ты скитаешься от одного поместья Гильдии к другому и делаешь вид, будто не замечаешь ничего внутри них. Их роскошь поражает, высокомерие осязаемо. Но ты игнорируешь все это. Ты игнорируешь даже тот факт, что те, кто ворвались в твой город, убили твою башмачницу – это те самые люди, которым ты теперь прислуживаешь. И ты охотно берешь их деньги. Ты точно такой же перебежчик, как и те сторонники Гильдии у тебя на родине, которых ты так яростно осуждаешь.
- Мне не свойственно ненавидеть. Только выживать.
- Вот потому-то, видимо, ты так хорошо прижился здесь. – Люциус повернулся спиной к Никколо и взглянул в окно. Он мягко постучал тростью по стеклу. – На Земле люди рассуждают о Небесах и Преисподней, но, на самом деле, нет ни рая, ни ада, как бы ярко твой Данте ни изобразил их. Только чистилище отчаяния, заблуждений и ложного чувства собственной праведности, которое засело в людях слишком глубоко, чтобы они осознали, что точно так же плохи, как и те силы, против которых они борются. Малифо - это только про выживание.
- Я слышал, что оно было таким не всегда.
- О? И что же тебе известно о Малифо, беженец?
- Что до нашего прихода тут уже жили некие существа.
Люциус резко развернулся к Никколо. Он очень медленно подошел к нему с тростью в руке.
- И что же тебе известно об этих существах?
- Вы называете их «нерожденные».
- Да, я полагаю, что так их называют.
- Они были здесь до открытия Бреши. Мы захватчики, которые пришли на их землю, и забрали их богатство – камни душ. Они хотят, чтобы мы ушли… и порой я едва ли могу винить их в этом. – Никколо сделал глубокий вдох, вздохнул и вернулся к наброску. Ему следует аккуратнее выбирать выражения, но он был сосредоточен на живописи лишь наполовину: внезапный интерес Люциуса к загадочным «нерожденным» заинтриговал его. Что было известно Секретарю?
- Судя по тому, что ты о них говоришь, - насмешливо сказал Люциус, - знаешь о них ты, фактически, очень мало.
- Расскажите мне больше… я заинтригован. Мою историю Вы уже знаете, а для меня было бы пустой тратой времени повторять то, что Вам и так хорошо известно.
- Непринужденно побеседовать с тобой о тех силах, которые стремятся уничтожить тебя, просто ради того, чтобы развеять скуку? Прелестно. С чего бы нам начать? – Люциус постучал тростью по полу.
Никколо тщательно обдумал ответ, почесывая подбородок.
- С их языка. Хочу знать об их языке.
- А почему ты полагаешь, что мне хоть что-то о нем известно, художник? Знать такие вещи это работа ученых.
- Так Вы утверждаете, что не знаете?
- Ты так ничему и не научился? Я спросил, почему ты полагаешь. – отрезал Люциус. – Нет ничего, чего я бы не знал. Есть люди, которые не всегда правы, но при этом никогда не сомневаются. Позволь тебя заверить, что в моем случае только одно из этих утверждений верно.
Рука Никколо металась по холсту. Образ Люциуса и его глубокий шелковый голос теперь прочно засели в его голове. Он был так лихорадочно вдохновлен написать портрет, как никогда прежде; ухватить самоуверенность так, как раньше ему не удавалось. Бесчисленные возможности заполнили его разум, как только графит коснулся холста. Облик Люциуса Матэсона стремительно обретал форму – зловещий, грозный, он проступил в завихрениях штрихов и контуров.
- У них модулируемый язык.
- Тональный? – спросил Никколо посреди буйного скрежета.
- Это обычное заблуждение. Модулируемый в данном контексте означает, что окончания слов изменяются.
- Поясните мне.
- Ты ведь получил образование в Генуе, разве нет? В таком случае, ты знаешь латынь. Подумай об этих двух языках – латыни и речи нерожденных – как если бы они были созданы по одним правилам и идеям. В латыни функция каждого слова определяется его суффиксом. В латинском языке можно сказать слово семью разными способами, но, в зависимости от нескольких последних букв, оно будет выполнять совершенно иную роль в предложении, нежели шесть его компаньонов. Таков и язык нерожденных. Ты понимаешь?
Никколо кивнул. Люциус продолжил:
- В латинском языке семь видов, или случаев применения, суффиксов. В языке нерожденных их десять. Но, на самом деле, тебя ведь не это волнует. На самом деле, ты хочешь знать о самих нерожденных. Это превосходство, Никколо. Как ты думаешь, что говорит о народе их язык, если чужаки практически неспособны его освоить… если его формы и переходы динамически и органически не позволяют недостойным понять его? Они не желают иметь ничего общего с людьми. Ничего общего с вами.
- Вы говорите об их языке так, будто это… живой язык.
- Ну, конечно же, он живой. Язык живет и дышит; он запутан и бесформенен.
- Такой язык кажется невозможным… - ответил Никколо.
- Для неподготовленных людей так и есть – профиль Люциуса все яснее проступал на холсте.
Набросок Никколо был почти готов. Легкий образ Люциуса Матэсона угрожающе смотрел на него. Даже будучи черно-белым, он внушал беспокойство. Но, почему-то, ему чудилось, будто рисунок мерцает; в одно мгновение он ясно видел изображение Люциуса, горделиво глядящее на него, а в следующие мгновение перед ним были только карандашные линии. Никколо помотал головой. Он просто утомился, только и всего.
- Тогда расскажите мне о самих нерожденных – попросил Никколо.
Люциус замолчал, явно выбирая слова с осторожностью. Затем он развернулся и прошел к своему столу. Из верхнего ящика он извлек тонкую деревянную коробку с красивыми бронзовыми замочками. От нее пахло сосной.
- Ты когда-нибудь слышал о лепидоптерологии?
- Не пойму, к чему Вы это спрашиваете, - нетерпеливо ответил Никколо. Его собственный набросок ухмылялся ему; казалось, что карандашные линии мерцали и шевелились от света лампы со стола Люциуса.
Чепуха.
- Это наука о бабочках. - Люциус открыл коробку. Ее нижняя часть была полой, а содержимое коробки закрывала стеклянная крышка. Люциус поднес ее ближе, и Никколо увидел закрепленных внутри четырех мертвых бабочек с сиреневыми крыльями. Они были сохранены в красивых позах с полураскрытыми крыльями, хотя Никколо не мог понять, каким веществом был достигнут такой эффект — они выглядели совсем, как живые.
Люциус произнес:
- Это подарок от одного моего знакомого, увлеченного лепидоптериста, который, по иронии, был другом покойного Германа. У меня мало имущества, но это я храню, поскольку оно напоминает мне о силах, которые мы стремимся уничтожить. Представь себе: нерожденные точь-в-точь как эти бедные создания, запертые за стеклом.
- Что Вы имеете в виду?
С каждой минутой следить за речью Люциуса становилось все труднее; Никколо клонило в сон. Казалось, будто набросок на холсте неодобрительно взирал на него.
- Дело в том, что для насемокого мир необъятно велик; бесконечное пространство для расширения, дополненное блаженным неведением относительно других сил, которые покоятся в нем. Таким было Малифо для нерожденных. Но затем человечество вторглось в него.
- Но я слышал, что нерожденных угнетали существа... тираны.
Люциус возбужденно стукнул тростью об пол и перевел взгляд прямо на Никколо, будто бы тот сделал неверный ход.
- Тираны... могучие существа. Почти, что боги, эти создания правили нерожденными. Да, они вполне реальны. Но, все же, тексты нерожденных утверждают, что тиранов свергли. Вернемся к нашей аналогии. Человечество вторглось в этот мир посреди мирной эпохи. Нерожденные процветали — совсем как эти создания перед тем, как их поймали и обошлись с ними подобным образом, чтобы изучать их.
Он выразительно постучал по стеклу на коробке.
Никколо заметил, что тон Люциуса стал более торопливым. Он все еще был мягким и шелковым, но теперь в нем появился пыл.
Никколо спросил:
- Эти чудовища имеют много обличий. Как же они уживаются вместе? Я слышал рассказы о нефилимах в пустошах, о том, как по улицам ночами бродят жуткие существа, словно вылезшие из детских кошмаров, и о перевертышах, двойниках, умеющих менять личину. Они все такие разные.
Никколо заметил, что Люциус чуть заметно вздрогнул. На миг показалось, что его силуэт начал расплываться.
Люциус ехидно ответил:
- Ну что же тут не понять, художник? Нерожденные это могучие магические создания. Одни из них имеют постоянные формы, как, например, нефилимы. А вот другие могут принимать любую форму, какую сами выбирут; они могут выглядеть ужасно, но таков их выбор. Каждое создание выбирает ту форму, которая наиболее по нраву ему в силу того, что лучше всего подходит к характеру, или же потому, что этот облик внушает страх врагам и соперникам. Хотя каждый из них независим, всех объединяет ненависть к людскому роду, уверяю тебя.
- Кажется, я понимаю.
- Но, Никколы, ты не понимаешь. - горько ответил Люциус. - И не поймешь, покуда сам не станешь, как одна из этих бабочек, запертых за стеклом без надежды на спасение.
Веки Никколо потяжелели; он перевел взгляд на холст. Тут у него замерло сердце.
- Что-то не так, художник?
Образ Люциуса, который он нарисовал только что своей рукой, был ужасен, нескладен и карикатурен. Все пропорции были нарушены. Но почему? Он был уверен, что передал в точности высокомерие, угрозу насилия и уверенность в себе так, как ни один художник не сумел бы. Но вот перед его глазами была мешанина из штрихов, каждый из которых был точно так же неразборчив, как и все остальные. Извилистые и искривленные, контуры сплетались в клубок хаоса.
- Я... - в голове Никколо было пусто. Он чувствовал, что вот-вот потеряет сознание.
Люциус чванливо поднялся, сорвал холст и принялся разглядывать мешанину на нем с хриплым хохотом.
- Как я и ожидал. - фыркнул он, безразлично выбросив холст прочь. - Ты задавал все эти вопросы о нерожденных. Позволь рассказать тебе еще кое-что: нас не могут нарисовать люди.
Шелковый голос Люциуса застилал все чувства Никколо, и он упал на пол. Жгучая боль прострелила его плечо, как пожар. Он закричал в агонии.
- Знашь, а ведь мой наблюдатель, кажется, отравил тебя.
Люциус нагнулся ближе, и прошептал:
- Видишь ли, я попросил тебя рисовать то, что есть, а не то, что люди желают видеть, поскольку у тебя есть особый дар, Никколо. Глазами ты видишь все точно так же, как и остальные, а вот умом ты видишь истину. Это, - Люциус указал надменно указал на холст, - истина.
Никколо корчился от боли. Люциус продолжил:
- Я пригласил тебя сегодня вечером, чтобы проверить. Я видел твои работы. Ты, определенно, имеешь магический талант к рисованию, которые превосходит обычные способности, поскольку ты можешь запечатлеть душу и дух каждого твоего клиента в каждой работе с помощью их ауры; судя по всему, это умение пришло к тебе, когда ты преодолел Брешь. Я хотел выяснить, способен ли ты запечатлевать истинный облик, когда дело доходит до нас. Очевидно, что способен. Мой облик обманывает твое зрение, но явно не твой ум... Ты видишь одно, но по причинам, которые тебе неподвластны, рисуешь другое, ведь что есть искусство, как не перенос на холст того, что прозревает ум?
У Никколо изо рта пошла пена. Люциус лениво потыкал в него тростью, будто проверяя образец перед препарированием, и продолжал:
- По неким причинам ты видишь нас такими, какие мы есть, и твоя живопись способна обнаружить это. От тебя необходимо избавиться. Какой удачей оказалось, что наши пути пересеклись вчера вечером.
Голос разносился в его голове, как яростная симфония. Никколо оцепенел; шепот Люциуса окончательно подавил его волю. Он пытался закричать или заплакать, но не мог. Казалось, будто его жилы наполнила ледяная вода. То же самое ощущение отрицания всего, отсутствия любого цвета и ауры, которое он испытал, впервые увидев Люциуса, обрушилось на него.
- Никколо, я шокирован тем, что ты был так слеп для того, кто может видеть правду. А как ты думаешь, откуда я знаю достаточно, чтобы отвечать на те сокровенные вопросы, которые ты задавал? Но, как бы то ни было, я должен поблагодарить тебя за нашу беседу. Я собирался просто убить тебя... а вместо этого у нас состоялся весьма плодотворный разговор! - Люциус возбужденн хлопнул в ладоши с мрачным смешком. - Для первого опыта рисования портрета не-человека, полагаю, это успех. Клубящийся хаос превосходно отображает наше естество. Впрочем, это уже не важно. Люди, подобные тебе, готовые предавать ради наживы, сбежать, вместо того, чтобы принять на себя ответственность, и, в конце концов, оказывающиеся на услужении у собственных врагов на своей земле, это худшая часть человечества. Как я говорил тебе, крыс надо изводить, одну за одной... чтобы выпустить на свободу немного бабочек.
Никколо судорожно делал последние вздохи.
- Они... узнают... они... увидят.... правду.
- Нет. - сказал Люциус, занося трость для решающего удара. - Как там говорил твой тезка? «Люди так простодушны и так поглощены ближайшими нуждами, что обманывающий всегда найдет того, кто даст себя одурачить». Ах, людская литература так примитивна, но и так поразительно правдива. Прощай, Никколо. Ты, как и остальной твой мир, вскоре будешь нашим.
Генерал-губернатор уставился в глубины маски Люциуса, и на его грубо обтесанном, стареющем лице отразился ошеломленный испуг
- Я полагаю, что с Германом обошлись должным образом.
- Он... сгорел на работе, скажем так, да. - Люциус расслабленно посмотрел на него в ответ.
Генерал-губернатор поднялся в гневе.
- У нас весь город на проклятом военном положении, а собственных людей мы не контролируем?
- И даже более того, - посмеялся Люциус, - Герман, похоже, всего лишь один из нескольких человек, которые преследуют на службе одни только личные интересы, а не высшее благо Гильдии. Они всюду, скрываются и крадутся, и ждут повода выставить Вас глупцом.
- Люциус, делайте все, что потребуется, чтобы избавиться от этой заразы. Я даю Вам неограниченные полномочия принимать любые меры на Ваше усмотрение.
- Превосходно, - Люциус поднялся и собрался уходить.
- Вы хотели доложить еше о чем-то, мистер Матэсон?
- О, еще одно, - Люциус щелкнул пальцами, и с энергичным кряканием в зал влетел его наблюдатель, держащий в когтях разукрашенную деревянную коробку. - Я хочу подарить Вам это. - наблюдать водрузил коробку на стол Губернатора. Внутри, запертвые за прозрачной стеклянной панелью, были пять сиреневых бабочек. - Один мой приятель оставил ее мне, но, как Вы знаете, мне ни к чему материальные безделушки.
- Они прекрасны. Спасибо, Люциус. А с чего же вдруг такой подарок?
- Как напоминание, Губернатор, о том, как я нацелен на исполнение правосудия Гильдии, - вновь засмеялся он.
- Не знаю, что и сказать. Наверное, только то, что я надеюсь, что твоя коллекция таких вещиц будет расти, как мне кажется. Последняя из них особенно ярка... и выглядит свежее, чем другие четыре.
- О, - произнес Люциус, развернувшись к выходу из кабинета Губернатора, - да, это надеванее... художественное дополнение с моей стороны. Я рад, что они Вам нравятся.
Люциус и его наблюдатель вышли, закрыв за собой дверь. Если бы не крутящиеся шестерни и постоянное крякание механического компаньона Люциуса, Генерал-губернатор мог бы расслышать извращенный, нечеловеческий смех из коридора.

Темное сокровище.

Гамелин наклонился, чтобы вытереть свой нож о рубаху жертвы. Металл звякнул, когда он нажал на кнопку в рукоятке, быстро пряча лезвие. Эхо наполняло обширную систему стоков, а вдалеке он мог различить копошение колонии крыс. Эхо пугало их, заставляя прыгать в сточную воду, что текла в центре туннеля. Без сомнения, никто бы другой этого не заметил, никто бы не сообразил, что далекий отзвук маленьких всплесков – это крысы, прыгающие в воду, а не звуки самой реки где-то в глубине тоннелей. Но он знал. Никто так не разбирался в крысах и канализации как Гамелин. Он даже мог мысленно оценить размер крысиной колонии, словно ему были видны те несколько изгибов туннеля, которые проходил звук крысиного копошения на пути к нему. Подле него, верный пес обнюхивал труп.
«Ну что, посмотрим, что тут есть, Никс?»
Он вытащил бумажник из пальто мертвеца: целая горсть гильдийских денег, а также несколько долларов. Они были бесполезны в Малифо. Конечно он мог продать их, но игра не стоила свеч. Тем не менее, на туалетную бумагу они сгодились бы, так что так или иначе, они пригодятся. Он пожал плечами и затолкал их во внутренний карман плаща. Судя по деньгам с Земли, этот незнакомец лишь недавно ступил на почву Малифо. Скорее всего, с надеждой оставить свой след в истории этого места. Об этом мечтали все, кто попадал в этот мир. Теперь же он пропал и вряд ли про него кто-то вспомнит. Еще одна жертва бездны Малифо. Еще одна трагическая история не сбывшихся надежд и разрушенных мечтаний. Гамелин любил послушать такие истории в баре. Несколько гильдиресов, что он нашел, представляли из себя совсем небольшую сумму, но их было более чем достаточно, чтобы купить немного джина и теплую компанию девушки из Чи и Гонг. Гамелин поднялся, заталкал оставшиеся деньги в карман и поднял свою газовую лампу. На всякий случай проверил, не идет ли кто за ним следом, хоть это было и не нужно. Вряд ли бы кто-то смог подойти к нему незаметно. Его тонкий слух было сложно обмануть, да и Никс бы предупредил. «Добро пожаловать в Малифо, мой друг», - сказал он громко трупу. Он столкнул пинком в воду тело человека, которого он ограбил и убил. «Чувствуй себя как дома!». Тело медленно увязало в грязи, спускаясь все глубже. «Не забудь всем рассказать, что ты от Гамелина!» Его голос сопровождало злобное эхо.
Хриплый смех сменился кашлем. Он прочистил горло, сплюнул густой жижей на пол. «Сюда, давай», - сказал он, подзывая Никса к ноге: «Пора идти».
Гамелин обладал не выдающейся внешностью, он был очень высок, а его телосложение оставляло желать лучшего. Он был не просто худым, его колени и локти выпирали подстать его крючковатому носу и выпирающему подбородку. Естественным желанием любого встречного было немедленно от него отвернуться, чтобы не таращиться на его причудливую внешность и, тем самым, не смущать его. Благодаря этому, он мог незаметно передвигаться по улочкам Малифо, нападая на ничего не подозревающих горожан. Гамелин чувствовал некоторое родство с вредителями в стоках, так как сам жил в тенях и существовал на обочине общества. Канализация была самым естественным для него местом. Он предпочитал компанию паразитов, а не людей, которых не понимал. Его единственным компаньоном был бультерьер, что семенил подле него. Пёс не выходил за пределы освещенного лампой круга, все время оставаясь на чеку.
Город был бесконечным неподдающимся расшифровке лабиринтом улиц и проулков, но даже он смотрелся блекло на фоне бескрайних тоннелей канализации. Конструкция стоков Малифо была за пределами человеческого воображения. Путь Гамелину освещала газовая лампа, но даже ее свет не доставал до потолка тоннеля. Циклопического размера стоки были созданы, чтобы противостоять паводкам невероятного масштаба . За все то время, что Малифо населяли люди, еще не один шторм не приблизился даже близко к тому, чтобы бросить вызов этой канализации. Даже болота неподалеку от города не могли изменить тот факт, что улицы города всегда оставались сухими.
Паутина тоннелей со временем эволюционировала в замкнутую экосистему. Многие так называемые искатели приключений избегали этих стоков так же старательно, как и леса за пределами обжитой за тот не большой период, что был у людей в Малифо, территории. Местная живность отлично приспособилась к жизни в канализации. Самым наглядным примером служили крысы Малифо. Хоть внешне они и напоминали своих собратьев с Земли, но были гораздо храбрее, они могли пересечь большие водные преграды и даже лазали по потолку слизких тоннелей. Но это были не все различия. Как и со всеми остальными животными, крысы Малифо были крайне агрессивны. Большинство людей испытывали природный страх перед крысами и старались их избегать. Крысы же выживали и кормились на помойках, убегая от любой опасности. Они селились там, где обычно нет людей, выполняя важную роль: уничтожая то, что выбросил человек. А вот крысы Малифо, тем не менее, питались не только отбросами. Они были крайне агрессивны и чертовски умны. Они охотились, группами и порознь. Гамелину они больше напоминали росомах, чем крыс. Говорили, что даже легендарный укротитель зверей Маркус не смог подчинить их своей воле. Думая об этом, Гамелин снова усмехнулся. «Да», - решил он: «этому повелителю зверей лучше с ними не связываться». Люди терпели Гамелина, ведь он мог извести целые колонии грызунов разом. Весь фокус заключался в том, чтобы не пытаться подчинить их своей воле, а подчиниться самому.
Направляя свет лампы на воду, он смог уловить едва различимые вибрации на поверхности воды. Хоть Гамелин и не боялся хищных крыс, он знал, что в этих стоках обитают и другие твари, в том числе и в воде. Следовало держаться подальше от зловонных топей, что облюбовали себе эти существа.
Он отступил, прижался спиной к стене канала. Стены тоже вибрировали, и эта вибрация нарастала. Камни мостовой и кирпичи из основания зданий, что находились наверху, начали падать с громкими всплесками в воду. Дрожь пугала Никса, он рвал свой поводок. Хозяин и пес помчались на утек, когда над их головами раскрылась сияющая брешь. Только тогда Гамелин понял, что дрожь началась наверху, а не внизу. Он быстро сообразил, что находится под северной частью города. Постройки наверху были отделены от канализации тонкой мембраной земли. Под прикрытием бунта и ночи глупцы умудрились разрушить здание, и теперь угроза нависла и над Гамелином. Забавно, что канализации, помогавшие ему скрыть убийство, теперь представляли опасность для него самого.
Гамелин быстро спустил Никса с поводка, приказав ему: «Далеко не уходи, малыш, но выведи нас отсюда». Пес ломанулся вперед, стараясь найти безопасное место, но тем не менее, оставаясь в пределах освещенной гамелиновской лампой территории. Гамелин бежал так быстро, как только позволяли его несуразные ноги.
Сила землетрясения нарастала, и все больше камней падало сверху. Никса и Гамелина обливали брызги, вызванные падающими камнями. Далеко наверху Гамелин мог слышать треск горящих досок, огонь проедал основание здания, сбрасывая вниз переливающиеся рыжим и желтым обломки. Гамелин и Никс не успели преодолеть туннель к тому времени, как здание, объятое огнем и дымом, рухнуло в сточные воды, ломая каменные стены. Будь он в безопасности, картина целого дома, падающего несколько метров вниз, возможно, была бы самым ярким воспоминанием в его жизни., Но для него это могло стать последним, что он увидел. «Быстрее, малыш!» - кричал он, прекрасно понимая, что это он замедлял собаку: «Вперед, пёс! Просто уходи, Никс!» Но было поздно. Дом достиг поверхности воды. Удар от падающего дома и части мостовой поднял гигантскую волну темной субстанции. Волна смывала все на своем пути, закрывая весь проход. Гамелина захлестнул поток и утянул на дно.
Вокруг была одна темнота, пока вода затягивала его все глубже и глубже. Он потерял и лампу, и своего компаньона. Поток плотной воды крутил его, внезапно ударив о стену канала. Пока Гамелин пытался выплыть в поисках спасительного воздуха, паника пожирала его. В темноте сточных вод он греб изо всех сил, но больше не понимал, где верх, а где низ. Позади него было смутное сияние от горящего остова здания, благодаря огню у него было хотя бы небольшое представление о направлении. Жар пожара остался позади, когда поток наглым образом выкинул его тело в сеть небольших тоннелей, ответвляющихся от основного канала. Поток колотил его о стены, а один наиболее жесткий удар выбил из его груди остатки воздуха. Он открыл рот, чтобы закричать под водой. Все его лицо окружили пузырьки воздуха, пока он пытался уцепиться за что-нибудь и безумно барахтался. Его легкие горели от нехватки воздуха, и только он подумал, что вот-вот утонет, его увлек гигантский водопад. Он пролетел десятки ярдов, его лицо обдувал ветер, он отчаянно вдыхал. Вдыхал воздух вместе с остатками воды. Он не сплевывал воду, т.к. боялся, что, закашлявшись, собьет дыхание, а каждый глоток воздуха был безумно ценен. Он приземлился в небольшое озеро грязи, которое спасло его от дальнейших травм. Сверху на него продолжала падать вода, увлекая его на глубину резервуара. И снова внешние силы выдавливали из него воздух, его лицо и грудь прижало к каменной кладке на дне резервуара. Он уже смирился со своей участью, вдохнул еще раз. Его грудь разорвала жуткая боль, а в глазах заплясали вспышки света.
Сознание почти покинуло Гамелина, когда его выкинуло на поверхность, прочь из сточных вод. Из-за высокой плотности воды он оставался на плаву, что позволило ему дышать. Его грудь болела, а ребра были сломаны.
Медленно он пришел в себя, понятия не имея, как долго он пролежал в куче отходов. Не видя пути, он смог выбраться из резервуара и взобраться на берег. Полностью промокнув, потеряв лампу, мучаясь от жуткого холода, он силился что-нибудь разглядеть. Гамелин прекрасно понимал, что несколько ребер были сломаны или треснули, и, возможно, он потерял зрение. Давно живя в темных канализациях, он был готов к такому повороту. Он извлек из кармана пальто водонепроницаемую коробочку с огнивом. Ударил о камни подле себя из последних сил, и красная вспышка пламени озарила все вокруг. Он поднял огонь над головой своей ослабевшей рукой, чтобы осмотреться.
Высоко над ним колонна воды ниспадала вниз. Он не мог видеть вершины. Крысы, мусор и грязь все попадало в растущее озеро перед ним. Так же как до этого выбрался он, крысы отчаянно выбирались из воды и устремлялись в темноту подальше от всего этого. Поток побил их совсем не так сильно как его, и он в который раз пожалел, что не так же крепок как они. Кроме того, Гамелин понял, что теперь находится не в канализации, а в гигантском склепе глубоко под землёй, соединённом со стоками. Хоть его зажигалка и освещала довольно значительную территорию вокруг него, её свет не мог проникнуть через тьму в глубине пещеры. Эхо воды странным образом отражалось, дезориентируя его, сбивая его чувства.
Гамелин поднял зажигалку выше. Свет выхватил высокие прямые стены, резко контрастировавшие с округлыми формами тоннелей канализации, к которым он привык. Сначала он решил, что эта пещера была естественного происхождения, а строители канализации просто соединили ее со своими грандиозными тоннелями, сейчас же он понимал, что кладка была явна рукотворной, словно ее вырезали какими-то гигантскими когтями. Он все еще не мог отдышаться. Причудливая архитектура стала для него оправданием, чтобы задержаться прежде чем отправляться дальше на поиски Никса и выхода отсюда. Если он смог выжить, то, естественно, его пёс добился в этом еще больших успехов. Гамелин провел рукой по неровному камню, и на удивление понял, что узор на стенах не что иное, как склепы. Внезапно у него вспыхнуло любопытство. Несмотря на протесты его уставших рук и боли в груди он вскрыл один из склепов. Сначала ему казалось, что даже без ран ему бы не хватило сил открыть склеп, но стоило ему толкнуть, как каменная крышка открылась, проскрежетав о каменный склеп. Крышка была прекрасно сбалансирована, а кости внутри хоть по размеру и были человеческими, могли принадлежать как людям, так и нерожденным. Мародёр в глубине его души сразу увидел возможность поживиться возможными сокровищами. В скором времени он сообразил как легко и быстро открывать каждый склеп. Он жадно исследовал гроб за гробом. Редко когда в гробах были полные скелеты, но во многих была разная утварь, которую отправили на тот свет вместе с покойником. Копошась в этих вещах, чувствуя боль от каждого движения, Гамелин решил, что лучше вернуться за сокровищами позже, когда он вырвется из этого затопленного кладбища, а не загонять себя до смерти сейчас.
Ему определенно нужно было искать другой путь для спасения. Сток, который вынес его сюда, находился слишком высоко, и даже в наилучшем состоянии, он не смог бы туда взобраться. Тем не менее, вода куда-то уходила из этой каверны, да и крысы смогли найти выход, а значит, сможет и он. Но больше всего его пугало странное отсутствие Никса. Он боялся, что пёс мог утонуть или погибнуть от слишком сильного удара о стену. Он закричал: «Никс!» Крик дался ему тяжело, одно из ребер вспыхнуло болью, Гамелин не удержался и припал к стене. Он пытался сдержаться, чтобы не начать отхаркиваться кровью. Отчаянно засвистев, чтобы позвать Никса, он надеялся, что пёс услышит его и прибежит. Но он не прибежал...
Гамелин собрал всю свою храбрость в кулак, давя растущий ужас. Он шел вдоль стены склеп, удивляясь бесчисленному количеству могил. Скорее всего, они шли до самого потолка. Его пальцы скользили по стенам. Он заметил, что между могилами были выгравированы письмена. Он не мог понять написанного и подозревал, что это язык старого Малифо. Количество символов на стенах подразумевало какой-то эпический рассказ. Он задумался, сильно ли люди старого Малифо отличались от теперешних? Он услышал странный скулеж из коридора далее, тихий и печальный.
Он осторожно подошел поближе к источнику звука. Для него это звучало как предсмертные крики умирающего., но кроме него здесь не должно было быть живых. Он ненавидел эту мысль, но должен был признать, что это вполне мог быть Никс. Держа зажигалку высоко над головой, ступая вдоль берега так быстро, как только мог, Гамелин пытался удержать свои нервы в узде. Внезапно, он вышел к крипте меньшего размера. Она была похоже на тот зал, из которого пришел он, но потолок здесь был ниже, а сама комната имела прямоугольную форму, что позволило ему осветить практически все помещение своей зажигалкой. В отличие от предыдущей комнаты, тут стены не были испещрены могилами, а были украшены гигантскими статуями в гигантских круглых альковах.
В середине зала был пролом. Земля провалилась под фундаментом помещения, открывая зияющую дыру. Вокруг валялись камни, а то, что раньше было огромным саркофагом, превратилось в обломки. На земле вокруг гроба валялись кости того, кто в нем лежал. Когда Гамелин подошел поближе, он заметил, что руки трупа до сих пор сжимали сокровища. Медленно двигаясь вперед, мародёр освещал себе путь зажигалкой. В руке у трупа оказался кусок лакированного металла, усыпанного мириадами шестеренок. Гамелину это напомнило механизм музыкальной шкатулки или даже карманные часы. Прибор был украшен звездами и полумесяцем, в середине сиял огромный красный камень. Он представлял, как механизм приводит в движения звезды, заставляя их плясать вокруг луны, а вот красная звезда, похоже, оставалась недвижима в центре устройства. Помимо этого, судя по всему, прибор можно было открыть сбоку на манер книги.
Наблюдения за прибором прервал тот самый звук, который и привел его сюда. С другой стороны разрушенного саркофага валялся труп его пса. Это точно был Никс, но, к тому времени как он обошел саркофаг, от пса остался всего лишь остов. Лишь кости и немного тканей. Он закричал и бросился к останкам друга. Его разрывало две жутки мысли о том, что только что погиб его друг и товарищ, и то, что отсюда надо немедленно бежать. Он поднялся, страх окутал его, Гамелин был в замешательстве. На краю освещенного участка он заметил какое-то движение, поднес свет поближе. Везде вокруг него копошились паразиты, маленькие слепые личинки. Они были всюду, куда бы ни падал свет от его зажигалки
«Что за черт?» – пробубнил он. Гамелин протянул руку с зажигалкой вперед, и личинки стали корчась отползать, словно свет вызывал у них агонию боли. Он быстро отскочил назад, понимая, что всего лишь несколько секунд назад Никс был жив, и эти твари его так быстро съели.
Земля вокруг него тряслась из-за движения личинок на краю света. Он медленно ступал вперед, используя свою зажигалку, чтобы разгонять существ. Грохот в темноте затих, и он понял, что теперь путь ему преграждает всего несколько паразитов. Гамелин посчитал, что они, скорее всего, закопались обратно в землю. Он ускорил свой шаг, чтобы скорее выбраться отсюда, лишь на момент задержался, чтобы еще раз осознать гибель своего друга.
Пока он пробирался к выходу, земля перестала дрожать. В центре комнаты, где был тот самый провал, почва зашевелилась, мелкие камушки на краю каверны стали танцевать от вибрации на краю ямы. Густая, противно-белая жижа начала пузыриться из дыры, выливаясь на пол. Больше всего Гамелину это напомнило гной, выходящий из раны. Но скоро легкое пузырение превратилось в гейзер, бьющий высоко в воздух. Земля вокруг него затряслась, раздался громкий гул. Жидкость устремилась к нему, и Гамелин внезапно осознал, что его накрывает волной гноя. Он выставил вперед руки, пытаясь защититься от воды, что падала на него. Незадачливого марадёра окутал страх, когда он понял, что это была не вода, а те самые личинки, что сожрали его пса. Он кричал и размахивал руками, пытаясь пробить себе путь к выходу через море личинок.
Они впивались в его плоть, пока он отчаянно пытался их стряхнуть их с себя, крича от ужаса. Несмотря на его попытки, они продолжали кусать, пожирая его плоть, забираясь под кожу, чтобы сожрать его мягкие мышцы. Он стряхивал их с рук, а они забирались под одежду , пожирая каждый дюйм его тела. Он упал, но быстро вскочил, надеясь убежать, но когда его руки коснулись потока личинок, они исчезли, словно попали в кислоту. Гамелин оттолкнулся от пола культями рук, пытаясь встать и убежать, но его ноги тоже пропали в пастях этих тварей. Он кричал, пока они вылезали из его кожи, пожирая его живьем. Гамелин упал на живой поток этих тварей. Его силы и воля угасали, пусть он все еще и пытался бороться, но делал он это уже по инерции. Всё было бессмысленно. Личинки облепляли его кости. Гамелин все видел, он был все еще жив, когда личинки пожирали его плоть. Поток белых личинок медленно приближался к его голове, оставляя голые кости ребер позади.
Он изогнулся и закричал, его безумный крик заполнил комнату. Зажигалка утонула где-то в потоке личинок, погружая комнату в первозданную тьму. Личинки взбирались в его рот и дальше к его легким, чтобы украсть его дыхание и попировать на его органах. Всего лишь миг был у него, чтобы осознать свой последний момент. Белый поток вырвался из его груди. Он еще раз изогнулся, и его сознание наконец-то растаяло.

Джейкоб Линч (Jakob Lynch)

Редакция 1.5

В зависимости от того, кого вы спрашиваете, Джейкоб Линч – это лучший картёжник и худший неудачник в истории Малифо. Его быстрые руки и ещё более быстрый язык втягивали его в неприятности уже столько раз, что он сбился со счета, в то время как его удачливость имеет привычку заканчиваться в самый неподходящий момент. На самом деле, Линч не думал об этом, но выигрыш казино «Соблазн» в покер обозначил конец лучшей полосы его жизни и начало падения в отчаяние.

Линч гораздо лучше проявлял себя за игровым столом нежели в управлении заведением. Он быстро понял, что хотя казино и бордель не были пустой тратой денег, они не были и путём для хорошего заработка. Пара неудачных решений и еще менее удачных вложений – и Линч оказался на пороге краха. Тогда спонсор, пришедший в казино, предложил Линчу деньги, необходимые чтобы расплатиться с долгами и вновь поднять казино на ноги. В обмен этот человек попросил часть прав на владение казино и обещание своевременно вернуть деньги.

Дела пошли на лад, но теперь Линчу неоткуда было достаточно быстро раздобыть деньги, чтобы расплатиться со своим партнёром – азиатским джентльменом Чэнем. Чэнь сообщил Линчу, что ему всё равно, откуда владелец казино добудет деньги, но он либо это сделает, либо Десять Громов заберут себе все права на владение казино, а труп Линча сбросят в реку. Чэнь сказал, что Десять Громов более заинтересованы в том, чтобы Линч управлял казино и отдавал им долю выручки, нежели в введении новых лиц (а новые лица всегда вызывают вопросы), но бизнес есть бизнес. «Ты мне нравишься, Джейкоб, - сказал Чэнь. – У тебя один день, чтобы вернуть мне деньги. И это намного больше, чем я давал кому бы то ни было».

Прекрасно понимая, что достать деньги в ближайшие двадцать четыре часа ему неоткуда, и даже попытки выиграть их за партией в покер провалились, Джейкоб решил сэкономить Чэню время и сброситься в реку. Но когда Линч уже собирался сделать последний шаг, он был схвачен и отброшен прочь от обрыва парой джентльменов, представившихся как мистер Грейвс и мистер Таннен. Они предложили Линчу способ сохранить не только свою жизнь, но и казино «Соблазн». Они были прекрасно осведомлены о договорённости между Джейкобом и Чэнем и предложили присматривать за этой проблемой, если мистер Линч (ему показалось, что мистер Таннен как минимум дважды назвал его мистер Ланч) согласится услышать предложение от имени их нанимателя. Мистер Грейвс сказал, что Линч всегда успеет сброситься в реку потом, если ему не понравится то, что он услышит.
Джейкоб слушал, и ему нравилось то, что ему говорили. Наниматель этих джентльменов готов был предоставить финансирование, необходимое, чтобы расплатиться с Десятью Громами и поддерживать «Соблазн» в рабочем состоянии. Загадочный благодетель готов был гарантировать возвращение дел в казино и за игральными столами, и в «гостеприимных номерах». И всё, что требовалось от Джейкоба – предоставить им свой подвал и не задавать вопросов. Выглядело, как хорошая сделка, учитывая в каком положении находился сейчас Линч, и, как обычно, он согласился на нее до того, как что-либо обдумал. «Превосходно!» - хором воскликнули его новые партнёры.

С влиянием новых партнёров казино «Соблазн» начало приносить прибыль. Доход хоть и был скромным, но его хватало, чтобы удовлетворять запросы Десяти Громов и держать Чэня подальше. Удача Линча вновь повернулась к нему лицом, что означало лишь то, что вскоре он вновь её лишится.
Поначалу Джейкоб сгорал от любопытства: что же мистер Грейвс и мистер Таннен пронесли в его подвал, но его соглашение с ними было всё ещё в силе, а потому Линч сдерживался и старался не задумываться об этом. Но однажды он заметил, как мистер Таннен ведёт в подвал одного из постоянных клиентов. Линчу показалось, что он заметил тусклое свечение в глазах человека. Не в силах больше сопротивляться своему желанию узнать правду, он последовал за ними.

От того, что он там нашел, его чуть не вывернуло наизнанку.

Линч увидел разрушенную стену, за которой открывался проход к коллекторам Малифо. Но затем его взгляд и внимание полностью сосредоточились на существе, занимающем это помещение. Оно было около двенадцати футов в длину, обладало двумя рядами крючковатых, постоянно молотящих воздух лап, и огромным ртом, который, казалось, поглощал даже слабый свет из фонаря мистера Таннена. Между ними стоял тот самый клиент, абсолютно невозмутимый в присутствии такого зла. Существо наклонилось вперед и вдохнуло, создавая поток мерцающей энергии, шедший из тела мужчины в пасть чудовища. Мужчина тяжело опустился на пол, но не упал.

ПОДОЙДИ БЛИЖЕ, ДЖЕЙКОБ ЛИНЧ

Существо говорило прямо в голове Линча, заставляя его выйти из своего укрытия, и он не мог сопротивляться. Он прошел мимо мистера Таннена, чья обычно дружелюбная улыбка сейчас определенно выглядела хищно.

МЫ НАКОНЕЦ-ТО ВСТРЕТИЛИСЬ. Я УДИВЛЁН, ЧТО ТЫ СТОЛЬКО ВРЕМЕНИ СДЕРЖИВАЛ СВОЁ ЛЮБОПЫТСТВО. У МЕНЯ ЕСТЬ ДАР ДЛЯ ТЕБЯ.

Существо подалось вперёд, вместо того, чтобы вдохнуть, оно выдохнуло, обволакивая Линча слабо мерцающим дымом. Удивлённый действиями существа, Линч вдохнул немного дыма, прежде чем успел сдержать дыхание. Он обжёг его лёгкие, боль граничила с удовольствием, но вряд ли бы смогла его достичь. Линч выплюнул дым обратно, мистер Таннен ахнул от удивления. «Какого чёрта это было?!» - воскликнул уставший играть дурака Линч.

НЕМНОГИЕ МОГУТ УСТОЯТЬ ПЕРЕД МОИМ ДАРОМ, МИСТЕР ЛИНЧ. ПОХОЖЕ ВЫ ОДИН ИЗ НИХ. КАК ИНТЕРЕСНО. ВОЗМОЖНО, ПОРА НАМ ИЗМЕНИТЬ УСЛОВИЯ НАШЕГО СОГЛАШЕНИЯ.

Линч почувствовал приближение мистера Таннена, который вынул свой карманный ножик и был готов зарезать его. Лёгким движением руки, Линч выхватил свой крупнокалиберный револьвер и направил его прямо в лоб мистеру Таннену. «Возможно, не стоит», - сказал Джейкоб.

МОЙ СЛУГА НЕ ПОНЯЛ, ЧТО Я ИМЕЛ В ВИДУ, МИСТЕР ЛИНЧ. ВОЗМОЖНО, НАМ СТОИТ ИЗМЕНИТЬ НАШЕ СОГЛАШЕНИЕ, СДЕЛАВ ЕГО ВЫГОДНЫМ ДЛЯ ОБЕИХ СТОРОН.

Существо продолжило рассказывать Линчу, что оно не помнит своего истинного имени, но его называли Ненасытной Тьмой все те столетия, что остались в его памяти. Оно объяснило, что является сущностью из Старого Малифо и получило свою силу вместо с другими могущественными существами, известными как Тираны. Там, где Тираны были всесильны и шагали по земле словно боги, Ненасытная Тьма предпочитала оставаться в тени. Именно отвращение к чужому вниманию позволило Ненасытной Тьме ускользнуть от заточения вместе с другими Тиранами. Но, когда оно поднялось из своего укрытия, то обнаружило, что Тираны нанесли миру колоссальный урон, и Ненасытной Тьме практически нечем кормиться. Утеряв свою телесную форму, Ненасытная Тьма существовала лишь в форме духа, привязанного к этому месту, пока что-то не выпустит его. И оно ждало, находясь в полной апатии, что длилась долгие столетия.

В таком состоянии оно и оставалось, покуда не было совершенно случайно обнаружено двумя Нерождёнными, обыскивавшими старые развалины на предмет наживы. Надев на себя людскую внешность, они искали дом для своего мастера, где он мог бы оставаться незамеченным для своих врагов и восстанавливать свои силы. Понаблюдав некоторое время за Линчем, мистер Грейвс решил, что «Соблазн» станет отличным укрытием, равно как и отличным источником пищи для их господина.

Ненасытная Тьма обнаружила, как её дыхание воздействует на людей, и тем любопытнее, что мерцающий дым никак не подействовал на Линча. Дыхание существа усиливает чувство эйфории в его пище. Чувство столь великолепно, что соприкоснувшийся с силой Ненасытной Тьмы вновь и вновь возвращался, чтобы снова ощутить это, тем самым принося деньги Линчу. Мистер Таннен сообщил, что уже четыре раза кормил своего мастера таким образом.

Ненасытная Тьма предложила Линчу своего рода союз. Пока Ненасытная тьма вынуждена вести такое существование, она будет оставаться в подвале. Этому существу нужен тот, кто сможет нести его потрясающую мощь в своем теле без последствий для себя. Устойчивость Линча к Сиянию показывала, что он может стать таким сосудом. Позволив Ненасытной Тьме поселиться в своём теле, Линч получит часть силы существа - силы, которая будет расти с каждой поглощённой жертвой. Линч понимал, что если откажется от союза, то не выйдет из подвала живым. Поэтому он решил пойти ва-банк и согласился на предложение существа. Он ощутил нити объединения их душ, пока Ненасытная Тьма переходила в его тело. Затем существо поняло, что держится на куче темных костей в углу, и в этот же момент кости обратились в пыль. Джейкоб ощутил эфирную мощь, струящуюся через его тело. Поначалу она походила на тонкий ручеёк, но затем он превратился в мощный поток энергии, которую и представляла собой Ненасытная Тьма. Линч знал, что ему еще нужно оттачивать эти новообретённые таланты. Но учитывая, что его тренировкой будет руководить древний дух, Линч был уверен, что это не займёт много времени.


Редакция 2.0

Как судьбы Малифо, Джейкоб Линч вряд ли может пожаловаться на благосклонность фортуны, хотя его удача чаще, чем хотелось бы, поворачивается к нему спиной. Выигрыш казино «Соблазн» был большой удачей, которая не могла закончится хорошо для юного предпринимателя. Более склонный вести дела, нежели управлять заведением, Линч скоро обнаружил себя погрязшим в долгах перед Десятью Громами.

У него не было никакой возможности избавиться от коллекторов лишь с помощью маленького пистолета, и Линч знал, что увяз слишком глубоко в долгах. Он готов был утопиться в реке, когда двое мужчин предложили ему странную сделку. Они будут оплачивать его долги до тех пор, пока смогут использовать подвал казино «Соблазн». Не имея возможности отказаться от столь выгодной сделки, Линч, мистер Таннен и мистер Грейвс стали партнёрами по бизнесу.

В конце концов, как Линч и подозревал, любопытство в нём взяло верх, и он спустился в подвал, чтобы узнать, что там было такого, что смогло так сильно изменить его бизнес. Тогда ему и открылась истина: в его подвале находилось существо, бывшее источником его нынешнего успеха.

Невосприимчивый к соблазну Сияния, Линч теперь пойман между Десятью Громами и Нерождёнными, с трудом удерживая обоих на крючке. Если бы у Джейкоба была надежда на спасение, он бы рискнул пойти и в более тёмные места, лишь бы стать полноправным хозяином своей судьбы.

Паршивая овца

Она спросила:
-Ты помнишь, что с ними случилось? Я имею ввиду твоих родителей.
Короткое молчание:
-Нет.
Она быстро возразила:
-Но как же так?
-Я перестал обращать на это внимание. Я хочу их забыть. Я хочу. Очень просто их ненавидеть, потому что они воспринимали меня, как обузу.

Усмешка. Она коротко ответила:

-Да, это правда? Обуза? Может быть, просто ты разочаровал их. Они любили тебя. Тебе дали все, а ты это растерял. Разбазарил все. Ты мот, и твои родители знали это.
-Ты не знаешь всего обо мне. Закончим с этим, дамочка.

Раздался скрип металлических ножек стула по деревянному полу и камышовой циновке.

-Сядь, ты портишь мой татами. То, что ты здесь в Малифо, говорит о тебе больше, чем ты думаешь. Кто еще кроме изгнанников настолько хорошо приживается в Малифо? Как сказал один из твоих людей, даже самая дурная компания найдет для себя Ад вдохновляющим. Так почему ты здесь?

Пауза. Время для обдумывания. Он ответил:

-Я пришел за той единственной вещью, которую Ад не в силах мне дать.
-И что же это, позволь спросить? Твое представление об Аде и Рае для таких людей, как я, малопонятно. Я гордо отвечу, что мы вне этого. Хватит говорить загадками. Чего ты хочешь на самом деле?

Паузы не последовало. Ответ был немедленным, страстным и уверенным:

-Искупления.

Понимающий взгляд:

-Gomanasai[i], - сказала она. – Глупец, ты ищешь не в том месте. И ты поплатишься за это.

_____________________________

Лондон изменился к худшему.

Дело здесь было не в введении военного положения, комендантского часа, вооруженных патрулей и уродливых постов охраны; люди здесь стали мрачные и хмурые. Исчезла та беззаботность, с которой люди слонялись по улицам, приветствуя знакомых. Исчезли с бульваров веселые коробейники, сапожники и чистильщики обуви, насвистывавшие беззаботные мелодии во время работы. Уволены садовники, ухаживавшие за городскими парками, которые могли бы гордиться как результатом своего труда, так и достигнутыми ими огромными успехами в развитии собственных талантов. Город, славившийся своей пышной листвой, поник в одночасье: деревья умирали, газоны во всех парках теряли свою ухоженность, появились переростки, коричневые кляксы разрастались тут и там, словно старческие пятна, они были на закопченной мостовой, окруженной клочками тротуаров. На улицах города гнил мусор, окурки и пакеты бросались сверху на переполненные урны, потому что их владельцы были полны забот, чтобы заниматься поиском более свободного мусорного бака. А мусорщиков переквалифицировали в патрульных.

И надо всем этим висел смог. Он исходил из илистой пузырящейся поверхности Темзы, не переставая, клубился за окнами банков в самом центре города. Дождь стал постоянным спутником города, постоянно осыпая крупными каплями черные мостовые и красные здания. Прошло не так много времени, однако ядовитая грязь, словно язвенная болезнь, заполонила собой все расселины города, появившись во всех промежутках между кирпичной кладкой.

Город погибал. Публичные разговоры если и велись между людьми, то только шепотом, словно все стояли рядом с постелью смертельно больного. Тишина стала обычной, а страх осязаемым. Ночные улицы были непривычно пусты. Каждый день был похож на предыдущий: люди тащились ранним утром на работу, проводили там десять часов, убиваясь как рабы, лихорадочно выполняя свои обязанности под неусыпным оком гильдийских надсмотрщиков, а потом все в спешке бежали домой, чтобы успеть до начала комендантского часа. Нарушителей расстреливали на месте.

Торопливые шаги разорвали гнетущее молчание, из тумана проступили две фигуры – вывернув из переулка, показался отец, держащий своего сына за плечо.

-Видишь, как меняется город? Я скорее всего не доживу до того времени, чтобы узнать, чем же все это кончится, а вот тебе скорее всего придется с этим разобраться, - прошептал он и притянул мальчика ближе к себе.

Мальчик скривился. Он ненавидел подобные нежности. В его душе бурлила жажда приключений, и он стремился к независимости всем сердцем. Когда его не обнимали, не целовали, не любили, не нежничали с ним, он чувствовал безграничную свободу, словно перед ним открывался весь мир, который мог исследовать только он один. Он был героем, рыцарем, ковбоем, охотником за древностями. Ему больше нравились роли, которые были связны с жестокостью. Каждый день он мог представлять себе, как носит на бедре пистолет, лежащий в элегантной кобуре, но еще больше ему нравился воображаемый меч в блестящих ножнах, такой как был у Красных Мундиров. В своем воображении он мастерски преодолевал все стены, скалы и деревья, поднимая себя усилием одних лишь кончиков пальцев. Другие люди были просто помехой, плохими парнями, которых нужно избить, чтобы хоть как-то скоротать день…

Но пока его просто любили, купали, учили в школе и укладывали каждый вечер в кровать, он был обычным мальчиком. Слишком обычным, чтобы стать чем-то значительным. И он ненавидел это.

-Папа, отстань, - отпихнул он от себя отца. – Прекрати это, не… сам знаешь, - он бросил косой взгляд на пустую улицу и туман вокруг, - на людях.

Отец хмыкнул:

-Ты даже не представляешь, как тебе повезло. Ты очень далек от обычных мальчиков. И я боюсь, что ты этого не ценишь.
-Я ценю.
-Нет, - грустно сказал он, глядя на своего сына и ероша ему волосы, пытаясь снова быть ласковым, чтобы скрыть свое разочарование. – Мне так не кажется.

Во мраке раздались другие шаги. Мужчина обнял своего сына, защищая его.

______________________________

Она задала другой вопрос:

-Вы из Лондона?

Он дал еще один ответ:

-Да.

Она продолжила:

-С того момента, как Разлом открылся вновь, город очень изменился?
-Город изменился задолго до этого. Он изменился, когда Гильдия забрала его у нас.
-Ах… Гильдия. Чума.
-Она самая. Не они ли контролируют каждую дыру, которая открывается?

Она презрительно поморщилась:

-Они пытаются, но мы боремся с ними за каждый участок. Вполне успешно, как мне кажется. Они сражаются за превосходство, прикрываясь освободительными войнами, которые ведет Империя в Джонг Гуо, Сингапуре, Малайе, Яве, Бхарат Гатрайя и даже в Южной Африке. Критики называют это империализмом. Но они правы только на половину. Как вы знаете, Гильдия мало заботят золото, табак, сахар или реальное понимание бремени, накладываемого культурой и долгом… Расскажи мне о Лондоне. Это поможет мне понять, насколько ты можешь быть полезен, и насколько мне стоит тратить на тебя свое время. Опасность действительно велика?

Он хохотнул и приготовился отвечать, мастерски завывая на тех моментах, когда требовалось нагнать больше страха:

-Лондон превратился в портовый город, когда Разлом открылся впервые. Гильдия каталогизировала все вещи, которые в тот раз были вытащены наружу из Малифо, они складировали свои находки, чтобы потом их развезти. Поэтому они так пристально присматривали за городом. Когда я был еще очень молод, Разлома уже не было… вещи, которые тогда Гильдия привезла из Малифо, считались последними в своем роде. Ведь никто не знал, что Разлом откроется вновь.
-Вещи? Ты имеешь ввиду Камни Душ?
-Да, конечно Камни Душ. Что еще могло волновать их?
-Могущество.
-Камни и это – одно и то же.

_____________________________

Патруль слаженно двигался сквозь туман, уверенно чеканя шаг. Хотя это были всего лишь десять человек, они несли реальную угрозу. Каждый был одет в ярко красный с белым мундир Империи, в сером тумане эти цвета казались неестественно яркими. В гармонии с серостью города были только их жесткие черные ботинки и темные заломленные шляпы. Они все были вооружены тяжелыми винтовками с полированными деревянными прикладами, лежащими на плече, а приставленные штыки сверкали на уровне глаз. Один из них нес темно-красное знамя с золотыми галунами.

Мальчик вздрогнул, когда патруль появился из тумана. Ему не был знаком символ на знамени, но он увидел демоническую баранью голову с пронзительным взглядом и жесткой усмешкой.

Отец повернулся к нему, опустился на колено и сказал:

-Ничего не говори, слышишь меня! Я сам с этим разберусь. Я знаю, что мы ошиблись, свернув на главную дорогу в этот час.

Патруль двигался прямо на них. Предводитель, который нес не мушкет, а два клинка, вдетых в ножны, перекрещенные у него на бедрах, выхватил один из них и крикнул:

-Стой, гражданин! Вы нарушили постановление о комендантском часе. Объяснитесь.
-Добрый вечер, сэр, - мужчина начал неуверенно переминаться с ноги на ногу, несмотря на попытку сохранить самообладание. – Я приношу извинения за то, что задержался в столь поздний час. Мы не хотели нарушить закон, и уважаем его. Я просто хотел показать сыну город во время вечерней прогулки. Сейчас мы уже на полпути домой и не намерены больше нигде задерживаться.
-Ваши документы, - тон сержанта был резок.

Отец полез в карман и вынул две полоски бумаги красного цвета.

-Меня зовут Томас, сэр. Томас МакКейб. Мне сорок три года, я женат на Саре МаКейб, которой сорок один. Это мой сын Лукас. Ему десять. Мы живем в Найтсбридже во Фрамингем Хаус. Мой сын… он еще ни разу не видел города. Он проводит слишком много времени дома в окружении слуг, он редко покидает усадьбу. Я взял его с собой этим вечером, потому что мне кажется, что для него настала пора повидать мир.

Сержант с подозрением посмотрел на него.

-С чего это вы решили показать сыну эту клоаку? Однако к делу это не относится. – Офицер приставил клинок к горлу Томаса. Клинок немного подрагивал, Томас чувствовал холод острия в том месте, где оно скребло кожу. – Какое дело у вас к Гильдии?
-Я член парламента. В моих документах сказано, что я могу появляться на улице после наступления комендантского часа. Это мое право и право моего сына.
-Да что ты говоришь? Клал я на твои бумажки. А знаешь что? Чертовски неумно бродить по этим улицам ночью, словно ты здесь хозяин. Большинство прячется в этот час у себя дома. У них нет никаких привилегий. Это несколько оскорбительно для простого народа, когда такие как вы используете свою власть подобным образом.
-Сэр, я никого не хотел обидеть. Я депутат. Я голосовал за комендантский час, и был против привилегий для чиновников. Я просто хотел показать сыну город.

Томас весь дрожал, но продолжал настаивать на своем.

Сержант смерил Томаса ехидным взглядом. Он отметил опрятный вид, начищенные ботинки и серебряные часы. Он повернулся к Лукасу.

-Мальчик! Твой отец говорит правду?

Лукас замер, беспомощный и бессильный, как насекомое, загипнотизированное ловцом. Он только сглотнул и кивнул, прежде чем понял, что его кошки никогда больше не будут страдать.

-И что же ты узнал во время прогулки, милый ребенок?

От его взгляда не ускользнул шелковый галстук Лукаса, его клетчатая школьная форма была пошита из мягкой теплой шерсти, а о наличии золотых карманных часов в жилете намекала висящая цепочка.

Лукас не знал, что ответить. Замерев от страха, он едва не разрыдался, но сумел пискнуть:

-Город – опасное место.

Сержант загоготал.

-Повтори это снова, мышонок. Я хочу убедиться, что все расслышал правильно.
-Город. Опасное. Место. Из-за. Таких. Засранцев. Как. Вы. – произнес Лукас дерзко, сквозь стиснутые зубы.

Томас МакКейб побелел:

-Я сожалею, сэр. Мой сын…

Но прежде чем Томас смог принести извинения, сержант обнажил в улыбке свои желтые зубы.

-Мне нравится этот мальчик. В нем сидит боец. Но нет ни капли чертова уважения.

Он немного отступил, чтобы замахнуться и ударить Лукаса по лицу свободной рукой, в то время как в другой он все еще держал клинок напротив горла Томаса. Мальчик упал на землю, изо рта хлынула кровь. Он сильно стукнулся о брусчатку и рассадил колено. Он не плакал и не корчился. Он просто обвел солдат взглядом полных ненависти карих глаз.

-Я добьюсь, чтобы тебя повесили, ублюдок! – негодовал Томас. – Ударить ребенка! Ударить моего сына!

Сержант расхохотался, а другие патрульные вскинули ружья и направили их на Томаса.

-Стой, где стоишь, - сержант опустил клинок и направил его в грудь Лукасу. – Прояви уважение, мальчик. Я тебе покажу кое-что. Видишь это? – Он указал на острие клинка, которое было слишком близко к сердцу Лукаса. – Она прекрасная и острая. Она может причинить вред. Я больше и сильнее тебя. Поэтому я возьму кое-что, что принадлежит тебе, а ты будешь сидеть тут тихо, как пай-мальчик, и не станешь мешать мне.

Лукас закрыл глаза, а лезвие все ближе и ближе придвигалось к его груди. Он решил, что настал конец. Не будет больше приключений. Ему никогда больше не стать ковбоем или охотником за сокровищами. Лезвие проткнуло форму и оцарапало кожу…

Острие аккуратно подцепило цепочку его часов. Сержант дернул клинок назад, прорвав его любимую рубашку. Безделушка перевернулась в воздухе, и сержант поймал ее с кривой ухмылкой.

-Теперь они мои, понятно. Запомни мальчик, никогда не груби тем, кто больше тебя. А ты, - офицер спрятал свой клинок и повернулся к Томасу, - научи своего мальчишку чертовым манерам. Ладно, парни, - свистнул он дозорным. – Мы отчаливаем.

Как только все повернулись спиной, мужчина поспешил поднять мальчика с земли. Он возмущенно ухватил его за воротник и зашептал:

-Лукас, ты рехнулся? Я говорил тебе молчать! А теперь видишь! Ты ранен?

Лукас отряхнулся и сплюнул кровь на мостовую.

-Ты не защитил меня. Ты просто стоял и смотрел, как он забирал мамины часы, - он отвернулся. – Вам ведь все равно? – мальчик надулся, вздрогнув от порыва ветра, который добрался до его кожи через разорванную ткань.
-Конечно же, нет. Нам повезло, что они забрали только часы. Послушай меня – ты был чертовски глуп сегодня. Разве ты не понял, почему он их забрал?
-Потому что он больше и сильнее меня, но придет день, когда я вырасту, и найду его, чтобы всадить свой клинок…

Томас МакКейб схватил сына за шиворот и развернул к себе, его лицо было исполосовано кровью, подтеками слез и грязью, глаза покраснели и опухли. Сердце Томаса сжалось. Он не мог видеть своего сына плачущим, но этот урок был необходим.

-Только послушай себя! Ты ведь так ничего и не понял? Мы не похожи на других людей. Он взял то, что у тебя есть просто потому, что у таких как он нет ничего… и мы здесь в комендантский час лишь напоминаем ему об этом. Теперь пообещай мне всегда думать, прежде чем открыть рот в следующий раз. Нас многие ненавидят. Ты должен уважать это и проявлять чуткость.
-Я хочу вернуть свои часы. Почему мы позволим ему взять их? Почему? Я хочу, чтобы он сдох.
-Мы позволим ему, потому что у него больше нет ничего, ради чего стоило бы жить, понимаешь. Раскрой глаза Лукас, а не то будешь до конца своей жизни стучать лбом о стены, и меня может не оказаться рядом, чтобы поднять тебя, когда ты упадешь в следующий раз.

________________________

Она фыркнула:

-Ты наглый болван.
-Я был ребенком, чего вы хотите от меня, леди.
-Да, конечно, вы достигли определенных высот, но я все же могу сказать, что вы ничуть не изменились.

Пауза. Он повторил во второй раз:

-Ты не знаешь меня.
-Я знаю тебя даже лучше, чем ты сам. Ты вырос в Лондоне. А что привело тебя в Каир?
-Каир? – спросил он, симулируя непонимание.
-Ты чертовски хорошо знаешь, о чем я говорю. Итак, Каир.

Еще одна пауза. Выдержанное молчание и второй вопрос:

-Расскажи мне о Карен.

Хлопнув кулаком по столу:

-Хватит этого.

Выровняла бисэнто[ii]:

-Нет, мы не закончили. Карен. Твоя невеста. Ее смерть на твоих руках.
-Если ты думаешь, что я убил ее, не колеблясь, то что, по-твоему, я могу сделать с тобой?

Она засмеялась:

-Ничего, и ты проживешь долго и счастливо и увидишь еще многое. Карен. Сейчас.

____________________

Песок был везде. В ботинках, в волосах, в складках его чутких ушей, а горячий ветер пустыни нежно обдувал его со всех сторон. Он не обижался. Это была часть работы, и небольшой дискомфорт вместе с вездесущей чесоткой не могли стать препятствием на пути к тем богатствам, которыми он думал обладать. Лукас МакКейб заглянул в обтянутый черной кожей блокнот. Он задумчиво почесал подбородок, и, поморщившись, посмотрел на выдернутые страницы.

-Место это. Рисунки совпадают, пробормотал он про себя.

Он жестикулировал на песчаном возвышении, наполовину заваленном дюной прямо перед ним. Оно было сделано века назад, разломанный желтый камень был весь покрыт иероглифами. Для непосвященных это была просто скала. Вряд ли было неожиданностью то, что веками его не замечали. Но для МакКейба это было меткой, ведущей к древнему утраченному сокровищу. Он не зря потратил четыре года в Оксфорде.

Он повернулся к пяти мужчинам, сопровождавшим его. Они были облачены в белые одежды пустынных кочевников, их лица были закрыты легкими балаклавами, которые защищали от палящего солнца и песчаных вихрей, поднимавшихся время от времени. На почти идеальном арабском он сказал им:

-Копайте, у нас не так много времени.

Он сам схватил лопату, висевшую у него на рюкзаке, и начал рьяно копать.

Один из товарищей МакКейба резко остановил его:

-Вы уверены, что хотите сделать это? Некоторые вещи должны оставаться нетронутыми.
-Ибрагим, я плачу вам не для того, чтобы вы задавали мне вопросы. Я плачу, чтобы вы помогали мне копать, - МакКейб с улыбкой похлопал его по плечу. – И я обязательно заплачу, мой друг.

Мужчина грустно вздохнул и вместе со спутниками погрузил лопаты в песок. В час, когда солнце начало тонуть за дюнами, они отрыли возвышение полностью. Это был идеальный круг, состоящий из нескольких скрепленных каменных колец. В центре него был большой глаз с изогнутой бровью, две выдолбленных черты шли от нижнего века.

-Глаз Гора, - поморщился Ибрагим. – Знак защиты древних людей, построивших это. Сэр, пожалуйста, не делайте этого. Мы еще можем повернуть назад. Не нужно осквернять память наших предков…

МакКейб с фырканьем перебил его:

-Вы свое дело сделали, Ибрагим. Ты и твои люди можете идти назад. Если вы не можете мне больше ничем помочь, я не вижу причин, чтобы вы оставались здесь. Я найду дорогу через пустыню – я довольно долго этим занимаюсь. Это долина мертвецов. В ней нет ничего, что могло бы навредить мне. Как однажды сказал Шелли?

Кругом нет ничего... Глубокое молчанье...

Пустыня мертвая... И небеса над ней...[iii]

___________________

Она фыркнула в нетерпении:

-Я просила рассказать про Каир. Зачем ты тратишь мое время? Вместо этого ты читаешь мне стихи. Грубую поэзию, которая… не сможет никогда сравниться с изяществом хайку моего народа.

-Святые угодники. Заткнись и слушай. Хочешь ответов? Просто прекрати задавать мне эти дурацкие вопросы и слушай.

-Мое право задать вопрос, твое – ответить.

Позже:

-Я и веду как раз к Каиру, леди. Дайте мне минутку. Кажется, что я хожу вокруг да около, но то, что случилось тогда в Долине Царей, очень важно.
-Долина Царей?
-Гигантская могила, в которой древние египтяшки хоронили своих богоподобных фараонов.
-Как примитивно.
-Слушайте, леди, я не знаю, что вы там о себе возомнили, но по вашим словам вы и ваш народ настолько превосходите весь остальной мир…
-Когда вы властвуете над громом так, как это доступно мне, то вы естественно будете чувствовать свое превосходство.

Тишина.

________________________________

Золотой амулет маняще сверкал перед ним в лунном свете. Его было нетрудно найти. Лукас демонтировал возвышение камешек за камешком, орудуя ломом и пользуясь помощью Ибрагима и его команды, и обнаружил его, поблескивающего в глубине под центральным камнем.

Подпортили романтику момента только разлагающиеся руки, которые сжимали его. Не раздумывая ни секунды, Лукас дернул амулет с силой, отрывая пальцы, ломая руки и наблюдая, как все тело мертвеца рассыпается в пыль.

-Тебе это больше не нужно, - обратился к трупу Лукас, стряхивая с амулета остатки пальцев, которые отказались выпустить сокровище. Остатки рук упали в песок.
-Вы должны проявить больше уважения, - кисло сказал Ибрагим, поворачиваясь к товарищам, которые уже начал шептаться. – Это когда-то принадлежало королю.
-Когда-то, - ответил Лукас, оскалившись. – А теперь это мое. Мы переночуем здесь. Мы не сможем вернуться в Каир сейчас. Слишком поздно, и гильдийские патрули рыщут вокруг городских стен.

Он взглянул на амулет в своей руке. Он выглядел точно так же, как и изображение на помосте – он был из чистого золота, с вмонтированными кольцами, испещренными иероглифами, а в центре был зеленый камень, который слегка светился эфирным сиянием, хотя тень Лукаса закрывала его от луны. За него можно много выручить, довольно подумал Лукас. Карен уже ждала его в Каире. Деньги, которые он получит, позволят им недели на две забыть про финансовые проблемы, которые есть у них обоих.

Ибрагим тронул МакКейба за плечо:

-Вы знаете, что держите сейчас в руках?
-Прекрасный образец сокровища. Он принесет мне приличную сумму денег, я полагаю.
-Вы говорили, что окончили Оксфорд?
-Это не значит, что я был внимательным слушателем. Я просто заплатил нужным людям. Обучение не слишком меня привлекало. Многого можно добиться с меньшими усилиями, если значить больше, чем люди, с которыми ты общаешься.

Он вынул из кармана пиджака золотые часы и задумчиво их погладил. Эта дурная привычка развилась у него с тех пор, когда он получил безделушку обратно, но больше он не хотел ее терять. Этот человек не ожидал, что вечером окажется мертвым в Темзе, пронзенный расчетливым ударом клинка в нагрудный карман и с разрезанным горлом. Второй удар был уже не нужен, но Лукас думал о том, как же приятно было его нанести.

Ибрагим усмехнулся:

-Знаете, зачем эти кольца?
-Для прибыли.
-Нет, - сказал Ибрагим, покачав головой, и скрыв свое лицо в высохших ладонях. – Есть легенда о фараоне, который однажды убил своего собственного сына на алтаре, словно ягненка, чтобы принести жертву богам и доказать им, что он готов к бессмертию, даже если для этого нужно пойти на личные жертвы. Сказано, что боги разгневались на его высокомерие и разорвали небеса, открыв дверь, через которую в мир прошли тысячи ужасных существ, уничтоживших фараона и всех его приближенных.
-Детские сказки.
-Нет, напоминание.
-О чем?
-Иногда, каким бы большим и сильным ты ни был, всегда найдется кто-то больше и сильнее, чтобы подвесить тебя за пятки. И кстати, - торжественно провозгласил Ибрагим, хлопая в ладоши, - время пришло.

Прежде чем Лукас успел спросить, о чем это Ибрагим хочет сказать, тот развернул его. Бледный лунный свет осветил две фигуры, приближавшиеся с гребня ближайшей дюны, словно пустынные призраки. Следующее, что он увидел, было не таким завораживающим. Пять лезвий обнажено, пять курков взведено. Когда он снова повернулся, то уперся в дуло дерринджера Ибрагима.

-Уой! Друг мой, я же сказал, что заплачу и тебе и твоим товарищам. В этом нет никакой необходимости… - он оглянулся, облизну губы и приготовившись к хорошей драке. Но ему очень бы хотелось избежать дырки от свинца в своей груди.
-Я не твой друг, Лукас МакКейб, - зловеще улыбнулся Ибрагим. – Как и тех людей, на которых мы работаем.
-Я ничего не понимаю. Мы же посреди пустыни. Почему ты не пристрелил меня раньше? – он самодовольно поднял руки, кидая Ибрагиму вызов. – Ну же давай, пристрели меня. Это будет твой лучший выстрел.
-Нет, нет, мне это не подходит. У меня по поводу вас четкие инструкции, Лукас МакКейб, - он снова бросил взгляд в сторону двух фигур, которые становились все ближе и ближе, чтобы их можно было рассмотреть. Лукас рассмотрел их более подробно и понял, что одного из них были связаны руки, а другой в одежде, похожей на одеяние Ибрагима, толкал его перед собой. Их сопровождало нечто похожее на огромную черную собаку. Сердце ЛУкаса оборвалось, когда он понял, что впереди шла Карен.

____________________

Кулак снова обрушился на стол:

-Вы довольны? Вы позволите мне уйти? – крикнул он.
-Нет. Я хочу услышать от вас описание каждой мучительной минуты, потому что многое непонятно. Я думаю, ты убил Карен.

Брови поднялись, невеселый смешок.

-Я убил. Если так можно сказать.

____________________

Их связали спина к спине – Лукаса и Карен. Ибрагим ходил вокруг них кругами. Пес скрежетал зубами и пускал слюни.

-Ибрагим ведь не твое настоящее имя, лживый ублюдок? – выплюнул МакКейб.

-Нет, конечно, - расхохотался он. – Ты назвал меня ублюдком? Мы охотимся на вас очень давно, мистер МакКейб. Слишком долго вы оскверняли могилы наших предков и воровали бесценные сокровища ради наживы. Вы украли у нашего народа его историю и культуру. Ради бога, взгляните на артефакт, что вы похитили сегодня. – Он дразняще поболтал амулетом перед лицом Лукаса. – Ты хоть понимаешь, что в середину его вделан проклятый Камень Душ? Это первый в своем роде найденный в Египте. Разве ты не понимаешь значение этого открытия для познания прошлого? Как, черт возьми, он сюда попал? Мы бы никогда не узнали этого, если бы вы продали амулет, как самую обыкновенную безделушку. Люди, на которых я работаю… они охотятся и наказывают таких воров, как ты, чтобы сохранить историю. Мы везде. Это был только вопрос времени, чтобы отыскать тебя… и теперь, будьте уверены мистер МакКейб, мы позаботимся о том, чтобы вы предстали перед судом. Хорошенько посмотрите на то, что вы навсегда потеряете. – Он бросил амулет к ногам Лукаса, чтобы наклониться и посмотреть Карен прямо в глаза. Она вздрогнула от этого взгляда.

МакКейб ничего не сказал. Он пытался развязаться, но веревки не поддавались.

-Вы забрали у нас бесчисленное число вещей, мистер МакКейб. Но убивать вас мы не собираемся. Это ваш счастливый день. – Его глаза горели от возбуждения. – О нет, вы просто почувствует вину за все, что произошло в этот день, и она будет давить и тянуть вас вниз медленно и мучительно. Ваша жизнь будет угасать медленно. Как вы крали наше прошлое, так и мы заберем ваше.
-И как же ты собираешься это сделать? – спросил Лукас резко.
-Очень просто, - он поднял пистолет и выстрелил в грудь Карен три раза. Лукас почувствовал, как ее кровь просачивается через рубашку. Он издал истошный звериный вопль. Он попытался обнять бездыханное тело своей невесты, но даже не смог повернуться к ней. Она ушла, это было ясно, и вернуть ее уже не было возможности.

_____________________

-Я не убивал ее, но словно бы сам нажал тогда на курок. Эти люди… я не заметил их приближения.

Рассказ не убедил ее.

-Они просто отпустили тебя?
-Не совсем.

_______________________

-Видите, - сказал палач Карен, пожимая плечами. – На что похоже, когда люди больше и сильнее вас избивают вас до полусмерти? Ваше правило сильной руки работает в обе стороны. Был только вопрос времени, когда именно судьба сведет вас с кем-то, кто окажется опаснее вас.

Лукас потерял дар речи. Он просто качался взад и вперед, сидя на песке, пока теплая кровь Карен заливала его. Он не чувствовал себя таким маленьким с той самой ночи в Лондоне, когда гильдийский патрульный отобрал у него мамины часы. Оба раза он балансировал на грани жизни и смерти, чтобы остаться в живых, желая только одного, чтобы все это закончилось. Мутным горящим взглядом он заметил, что камень в амулете, лежащем у его ног, стал ярко-зеленым, когда последнее дыхание вырвалось из тела Карен. Он взвыл и прижал амулет к груди, хотя руки его все еще были связаны. А затем, повинуясь инстинктам, он начал делать то, что мог в этом случае.

Карен, помоги мне, пожалуйста, в последний раз… я не заслужил этого, но пожалуйста!

Лукас поднял амулет над головой, и неожиданно ярко-зеленый свет вырвался из самого сердца камня, нефритовое свечение охватило тела пятерых противников Лукаса. Свет не был похож ни на что, что Лукас видел ранее, он был невероятно ярким и внезапным, как вспышка. В то же мгновение он почувствовал, что воздух вокруг него сжимается и пульсирует, разнося ударную волну во все стороны. Пять человек немедленно испарились вместе с оружием и одеждами, все, что от них могло остаться, подхватил пустынный ветер и развеял над песками.

Под бесконечно звездным небом среди задумчивого молчания переменчивых песков остались только трое: одурманенный магической вспышкой Лукас, бездыханное тело Карен и большая черная собака. Путы Лукаса распались. Он крепко обнял тело своей возлюбленной. Ему не нужно был прощупывать пульс. Он знал, что она ушла. Разряд ее души был последним прощальным подарком перед ее гибелью.

Лукас в последний раз взглянул на амулет, в центре которого когда-то был Камень Душ, теперь он рассыпался в прах, исчерпав свой ресурс.

-Есть только ты и я теперь, - печально сказал он собаке.

Он с неожиданной нежностью закрыл Карен глаза и оставил ее тело пескам, чтобы они навсегда погребли ее, а вместе с ней и память о ней. Он подумал, что она бы этого хотела, но позже он уже не был так уверен в этом решении. Лукас и пес отправились в долгий путь до Каира.

-Раз у тебя новый хозяин, тебе нужно новое имя, я полагаю. Но как же тебя назвать? – Он поднял голову вверх и увидел круглую сияющую луну, которая была его единственным проводником до стен города, едва различимого вдалеке. – Кажется, я знаю, особенно если ты сука.

_____________________

-Это случилось достаточно давно, чтобы я мог за это время заручиться поддержкой нужных людей… Однако оставим эту историю на другой раз. В свое время я был формально освобожден. Однако они до сих пор преследуют меня.
-Кто?
-Консервативные маньяки, которых я умудрился погладить против шерсти. А потом Разлом открылся вновь. Пришло время начать все с начала, и время, чтобы бежать. Учитывая все происшедшее, Малифо показалось мне подходящим местом.

Неспешный хлопок ладонями.

-Вы обратились к нам, Мистер МакКейб, и удержали мое внимание. Ты был бы мертв, если бы этого не случилось. Так что у меня остался только один вопрос. Почему Громы? Почему ты хочешь работать на нас? Откровенно говоря, я думаю, что вам мы бы доверились в последнюю очередь. Разубедите меня, - словно бросила вызов.

Взвешенный ответ. Ни самоуверенности. Ни агрессии.

-Искупление. У меня нет семьи, потому что я отпугнул или убил их. Мой опыт, контакты и услуги вам пригодятся. Лояльность к организации и ее членам – это то, чего у меня никогда не было, и чего я сейчас хочу.
-Я не уверена в деталях, мистер МакКейб.

Стальной взгляд и задумчивый вздох.

-Я тоже, госпожа Ямазико, но мы оба знаем, что если бы у вас не было хоть малейшего намерения нанять меня, я был бы уже мертв, а не попивал вместе с вами саке.

Блестящие карманные часы сверкнули в свете лампы.

-Я хороший карманник, - угрожающе произнесла Ямазико. – Считай это залогом. Служи нам хорошо, Лукас МакКейб, а не то моя Госпожа Мисаки разобьет не только твою драгоценные карманные часы. Можешь быть свободен.


[i] Прости меня (яп.)

[ii] Бисэнто – японское холодное оружие с длиной рукоятью. Редкая разновидность нагинаты.

[iii] Отрывок из стихотворения П.Б.Шелли «Озимандия» в переводе К.Бальмонта

STILL STRANGER THINGS (M2e)

Рамос смотрел, как иголки входят в тело. Люди всегда думют, что это худшая часть, запихивать острые иглы в кровоточащую культю, прежде чем она успеет затянуться. Но, разумеется, это не так.

Джосс лежал на столе, тяжело дыша, пара паукообразных механизмов бегали вокруг него, устанавливая новые детали к его правой руке.

"Это была Распутина ..." - он задыхался. "Она…" - его слова оборвались хриплым стоном, когда один из паукообразных роботов воткнул очередную иглу в его культю. "Она начала убивать священников на горе. И когда она закончила, их тела, Она… " – еще один стон. Еще одна игла.

Рамос поднял руку и покачал головой. "Вы уже сказали достаточно, мой старый друг. Поберегите дыхание. Сейчас Вам требуются все силы что у вас есть ".

Голова Джосса опустилась обратно на стол, Рамос вынул большой камень душ из кармана и пустил в него маленькую молнию оживляя силы тающиеся в камне и подчиняя их своей воле. Установка металлических конечностей к живому телу - не что иное, как высшая хирургия. Рамос достиг совершенства в ней. С его возможностями, он мог чувствовать, куда должны быть присоединены контакты в руке Джосса. Он позволил потокам энергии вливаться в оторванную конечность, проходя по каждому нерву, питая их концентрированной магической энергией, энергией достаточно мощной, чтобы контролировать металл, как будто это родная плоть и кровь; энергией достаточно мощной, чтобы увеличить чувствительность нервов в тысячу раз.

Джосс запрокинул голову назад, из него вырвался леденящий кровь крик. Механические пауки удерживали его тело в таком положении, чтобы он не мог навредить себе. Пена выступила по краям его рта, а глаза закатились к затылку. Жуткая агония охватила каждую частицу его тела.

Это – худшая часть.

Рамос провел пальцами по своей собственной механической правой руке, стиснув ее неестественно бледные механические пальцы в кулак. Его мысли вернулись в прошлое к той самой ночи. Это была очень болезненная и страшная ночь. По крайней мере, Джоссу не пришлось присоединять руку самому себе.

Покачав головой, Рамос медленно разжал стальной кулак и посмотрел на обезображенную правую руку, лежащую на столе. Распутина заплатит за это.

Рамос оставил свое рабочее место и выйдя из комнаты обратился к двум охранникам стоящим у дверей: "Пойдете со мной, у меня есть дело, в котором, возможно, потребуются лишние мышцы."

***
Они поднимались, на гору, молча. Двое охранников работали на Рамоса достаточно долго, чтобы знать , что лучше, не расспрашивать его, когда он был в таком плохом настроении как сейчас.

Рамос карабкался через скалы и снег, не обращая внимания на острые камни, которые царапали его руки и усиливающийся холод, который пронизывал его плоть. Он двигался как одна из его собственных конструкций, молча ведомый одной лишь целью, игнорируя любые препятствия.

Двое охранников не были такими тихими, как он. Они старались не отстать от него, хотя Рамос и был старше их на несколько десятилетий. Даже сила что давала им молодость - ничто, по сравнению с чистым гневом, который побудил Рамоса лезть на эту гору.

Все Выше и выше, они поднимались на огромную гору, которая, казалось, пробила собой само небо, пока они наконец не поднялись на плоское плато, на которой их взорам открылась маленькая поляна. Земля вокруг была застелена чистым, белым снегом, а жестоких ветер хлестал вокруг них, угрожая скинуть людей со скалы на верную смерть.

Посередине поляны стояла Распутина, кровь стекала с её губ, и шеи. Вокруг нее были немногие оставшиеся священники и безмолвные. Священники пели, а безмолвные кружили вокруг неё с хищной грацией. На противоположной стороне поляны стоял зверь с длинными витиеватыми рогами. Его тело бугристое от мышц покрывали синие руны проступавшие на белой коже. Возле него стояла еще одна из безмолвных.

Охранники Рамоса нервно переглянулись, но сам Рамос смотрел лишь на Распутину, его ярость ослепила его.

"Ты!" – Его голос, подобно грому, прокатился через горы. он указал металлическим пальцем на Распутину. "Ты напала на одного из моих людей, и ты должна ответить за свое преступление!"

На мгновение, все вокруг стихло, за исключением свиста ветра.

Распутина смотрела на Рамоса и говорила медленно, как будто она тщательно подбирала каждое слово: "Я не перед кем не отчитываюсь. Я бросила вызов самому Декабрю, и я не кланяюсь никому ". струйка крови медленно стекла с краев её улыбки.

"Ты ответишь предо мной! Я не позволю, тебе остаться безнаказанной за все то, что ты совершила. Я заставлю ответить тебя за всю боль что ты принесла. " - его голос медленно перешел в злобное к шипение.

Священники и безмолвные, окружающие Распутину притихли, внимательно наблюдая за ней. Распутина оглянулась на них. "Ну хорошо". - Ответила Она. "Мы уладим это между собой, только Ты и Я. Наши люди не будут вмешиваться". Это не была просьба, просто холодная констатация факта.

Рамос кивнул, и поднял руку, подав знак своей охране, что он согласился, и они сделали шаг назад. Оставшись на самом краю.

Распутина первой бросилась, послав волну взрывающегося воздуха в Рамоса, пытаясь сбросить его с горы и быстро покончить со всем этим. Но старик поднял руку, и раздался громкий треск, волна ледяного воздуха разбилась, подняв всполох искр, встретившись с электрическим полем, вызванным Рамосом.

Даже отбив заклинание, Рамоса, все же оттолкнуло назад. Он не ожидал, такого сильного заклинания. Распутина напала вновь, послав волну кинжалов изо льда, прямо в голову Рамоса, и снова атака была встречена взрывом грома и всполохом искр.

Быстро оправившись, Рамос выташил один из камней душ, пропустив через него всю свою силу, призывая волну электричества. Чудовищная молния вылетела из пальцев Рамоса, и направилась к его врагу.

Но Распутина была быстрей, она подняла руки и вместе с ними, перед ней, из земли поднялись два ледяных столба, которые приняли на себя удар молнии.

Воспользовавшись моментом, Рамос предпринял еще одну попытку. Он сунул руку в пальто, схватив осколки металлолома, электрических проводов и инструментов, которые всегда носил с собой, и бросил их в снег, возле одного из ледяных столбов. Затем, он выпустил еще одну молнию, взорвав столб, превратив его в мелкую ледяную пыль, которой, засыпало металлические детали, и вновь встретился взглядом с Распутиной.

Распутина ждала, пока колонна рухнет, как только это произошло, она вновь подняла руки и закричала. Земля вокруг Рамоса словно взорвалась, подняв в воздух острые осколки скалы и льда. На этот раз у Рамоса не было выбора, кроме как отпрыгнуть в сторону. Он не любил бегство, но осколок скалы застрял в его ноге. Взрыв был слишком силен. Это была не та Распутина, которую он знал раньше.

Лед медленно осел возле её раненого противника, улыбка растянулась на её губах, еще больше кровавых струй стекало из её рта.

Рамос лежал на земле; казалось, он оцепенел от страха. Но любой, кто знал его, мог сказать, что он просто выжидал.

Бледная улыбка свернулась, в уголках его губ. Рамос сжимал в кулаке последний камень душ. Механические пауки вырвались из под снега под ногами Распутиной, схватив её за ноги, Рамос протянул руку, концентрируя всю свою силу для последней судьбоносной атаки.

Распутина смотрела ему в глаза, улыбка ни на секунду не покидала её лица. Было тут что-то не так. Рамос огляделся. Все священники стояли готовые к атаке. Безмолвные держали руки наготове, чтобы пустить в ход магию. даже неуклюжий зверь смотрел, ему в лицо оскалив ряд длинных клыков. В этот момент, в голову Рамоса закралась мысль, которая редко его посещает.

Он позволил своим эмоциям, взять над собой верх, что редко с ним случалось. И это была очень плохая идея.

Выждав мгновение, Распутина отправила еще один осколок льда в Рамоса. Но он был куда слабее предыдущих, Рамос легко увернулся от него, подкатившись к ногам своего противника. "Я мог бы уже покончить с этим, если бы хотел." – прошептал он. "Вы были полезным союзником в прошлом. Возможно, мы можем покончить с этим. "

Распутина схватила его за ворот рубашки и подтянула к своему лицу. "Я знаю, что вы потратили свой последний камень душ на свои красивые игрушки. Я слышу, как гуляет ветер в ваших пустых карманах.".Она говорила это тихо, прижав свои губы к его уху. "Но вы должны понимать, не так легко сохранить власть в культе каннибалов. Если кто-то бросает вызов моей власти перед моими людьми, без жертв не обойтись".

Распутина призвала порыв ветра и швырнула в него Рамоса дальше, чем она смогла бы сделать это своими собственными силами. Когда он поднялся, то увидел, как она кивнула своим людям. Он всё понял.

Рамос медленно счистил снег со своей одежды и кивнул Распутиной, подняв одну руку вверх. Вдруг, порывы ветра утихли, и Распутина расслабилась.

Рамос повернулся к ней спиной, направляясь в ту сторону, откуда пришел. Когда он проходил мимо своих охранников, его запястье щелкнуло, электрический импульс заставил его людей упасть на колени. "Мои извинения господа." - мягко сказал он.

"Подождите!" Один из них смог поднять руку, не смотря на спазмы. "Пожалуйста! У меня семья!"

Рамос кивнул. "Я заполню отчет о том, что ты умер в шахтах. Твоя семья получит лучшую компенсацию, что может выплатить Союз. ".

Рамос начал долгий, медленный спуск с горы. Позади, он услышал крик Распутиной: "Победный пир!"

Крики достигли ушей Рамоса, искаженные завываниями ветра они казались нечеловеческими. Наконец они прекратились, сменившись мокрым бульканьем.
***
Лучи утреннего солнца лениво проходили сквозь окна мастерской. Джосс выпрямился лежа в кровати, моргая от первых лучей нового дня. Рамос сидел возле него.

"Я думал, ты собираешься проспать весь день." – сказал старик, улыбка растянулась на его лице.

". После смерти отосплюсь." - ответил Джосс, его голос, по-прежнему, был хриплым и уставшим. Он поднял руку, чтобы закрыть лицо от солнца и чуть не ударил себя по лицу металлическим кулаком.

"Это займет некоторое время, но ты привыкнешь." - Вздрогнул Рамос, вспоминая первые дни адаптации к своей собственной механической конечности. "А со временем и совсем забудешь, что это не твоя настоящая рука."

Джосс согнул и разогнул пальцы, глядя на свою новую руку.

"Все еще чувствуешь боль?" - Спросил Рамос, с подлинной заботой в голосе. Он встал, чтобы осмотреть место, где рука была прикреплена.

"Ничего такого, с чем бы Я не справился. Черт, это, вероятно, пригодится в моей работе. " - Джосс усмехнулся, но края его губ слегка дрогнули.

Рамос покачал головой. Физическая боль уйдет. Это похоже на взрыв и кажется что она запомнится тебе навсегда, но она исчезает со временем. А вот чувство потери не исчезнет никогда. Независимо от того, сколько времени пройдет, ведь рука Джосса, часть его, с которой он пришел в этот мир, не вернется никогда. Рамос слишком хорошо знал, что это за чувство.

Джосс увидел тревогу в глазах старика и сменил тему. "Что с Распутиной?"

Рамос медленно вздохнул. "Она непредсказуема. Темная лошадка. Я думаю, что она, нашла способ бороться с тем, что преследует её. " - Он сделал паузу. "По крайней мере, на время. Её сила сильно выросла, и Я думаю, что мы, возможно, еще будем работать с ней в будущем, по крайней мере, пока ситуация не изменится ".

Джосс сжал кулак, но кивнул. "А что случилось с теми двумя, что Вы взяли с собой?"

Рамос поднял бровь в удивлении. "Ты был еще в сознании, когда я ушел?"
Джосс просто кивнул.
"С ними, мы больше работать не будем."